Все было предусмотрено. Заранее выбрали место с чистой, спокойной водой. Надев новехонький акваланг и пояс с грузом, Дюма пойдет вдоль каната ногами вниз, избегая лишних движений, до наибольшей посильной ему глубины. Затем он отцепит груз, привяжет его к канату и быстро всплывет. Готовясь, Диди так переволновался, что само погружение казалось ему уже чистой формальностью.
Наш буксир бросил якорь. Глубина двести сорок футов. Небо заволокло тучами, осенний ветерок нагнал мутные волны с белыми гребешками. В воздухе повисла изморось. Я должен был страховать Дюма и вошел в воду первым. Меня сразу же отнесло, и я с большим трудом пробился обратно к трапу. Настала очередь Диди. Капитан баркаса очень волновался за него и суетился вокруг, всячески стараясь помочь нам. Дюма отдал ему честь в благодарность за заботу и скрылся под водой. Его несколько беспокоило, что груз весит много. Уже погрузившись, он обнаружил, что при повороте головы влево перегибается шланг выдоха, и вернулся. Я отплыл, чтобы поймать брошенный в воду канат с узлами, и чуть не захлебнулся еще до начала великого события. Дюма снова ушел под воду.
Я посмотрел вниз: Диди погрузился и плыл брассом против течения, к канату. Вот он взялся за него; из регулятора вырвались пузырьки воздуха — выдохнул. Диди немного отдышался и быстро пошел вниз в мутную беспокойную воду, перехватываясь руками по канату.
Все еще тяжело дыша после всей этой возни, я двинулся следом к своему посту на глубине ста футов. Голова у меня кружилась. Диди не оглядывался; я видел, как мелькают его руки и голова в бурой воде.
Вот как он сам описывает свое рекордное погружение:
«Освещение не меняет окраски, как это обычно бывает при волнении наверху. Я не могу ничего разобрать. То ли близится закат, то ли глаза ослабли. Вот узел, отмечающий глубину в сто футов. Не ощущаю никакой слабости, дышу тяжело. Проклятый канат висит не отвесно, он опускается наклонно в этот желтый суп, причем под все более острым углом. Меня это беспокоит, однако я чувствую себя превосходно. Мною овладевает чувство хмельной беззаботности. В ушах гудит, во рту горько. Течение покачивает меня, словно я хлебнул лишнего.
Забыты и Жак, и все остальные там наверху. Устали глаза. Продолжаю спускаться, пытаюсь думать о дне внизу и не могу. Меня тянет ко сну, но при таком головокружении невозможно уснуть. Вокруг меня совсем темно. Протягиваю руку за следующим узлом, но промахиваюсь. Ловлю узел и привязываю к канату свой груз в этом месте.
