Бабуля домой вернулась. И ведь не сразу, а только через два дня осмелилась с дочкой поделиться. А та терпеть не стала. Взяла в колхозе подводу и в поселок, к дяде Васе Кирпичеву.
А потом уже, когда Борова посадили, братишка его младший нашел в сарайке тот самый тросик от мотоцикла и притащил ко мне, узнать, можно ли из него сделать поводки для жерлиц.
Я бы и вспоминать об этом Борове не стал, но, представляете, поехал в субботу в город пива попить и встретил его на улице. Точнее сказать, не встретил, а он меня на машине обогнал. Тормознулся, до вокзала подвез. Пока ехали, расхвастался, как заяц: и женился удачно, и в доме под снос прописался, и машину купил. Да черт бы с ним и с его колымагой, я человек независтливый. Так ведь он, когда узнал, что я до сих пор холостякую – теленком меня обозвал и жизни начал учить. Я даже возразить не смог. Язык отнялся от такой наглости. Это называется – посади свинью за руль… Нет, честное пионерское, слушал его наставления и слов для ответа не находил. А со мною такой немоты никогда не случалось, сами знаете.
Я вроде говорил, что поселковому люду выжить без подсобного хозяйства было тяжеловато. Все, кто имел хотя бы плохонькую сараюху, а к рукам и голова на плечах присутствовала, держали свиней. Иные даже не одну, чтобы мясо в город на базар отвезти и обновку справить. Свиней кололи на Октябрьскую, под зиму, холодильники-то редкостью были.
В Сибири, кстати, по тому же расписанию заготовки вели. Зимы разные, а праздник один на всех. Дружок мой Мишка Хамайкин об этом празднике с большой нежностью вспоминал. Самые светлые дни туманной юности. Все нормальные мужики в октябре на промысел уходят, и он нарасхват. Первый парень на деревне. Бабы в очередь к нему. А какой пацан такому уважению не обрадуется? Тозовку в руки – и вперед. Хозяйка свинью за ухо выводит, а он, в красивой стойке, ноги шире плеч. Прямо, как пятнадцатилетний капитан. Прицелился и…
Нет, не в глаз, что вы, это же не белка, а домашнее животное. Большое и сильное. У свиньи на лбу волосы звездочкой расходятся. Туда и шмалял. Щелкнул, и чушка пятаком в землю. А бабы вокруг него чуть ли не хороводом: и водичку горяченькую – извольте, и чистенькую тряпочку – руки вытереть. Он же и тушу разделывал – все по-взрослому. Потом угощение с рюмками и грибочками. Одна вдова даже постель к его приходу расстелила. Но он сказал, что вывернулся. Поскромничал, однако.
Наших свиней батя колол сам. Ему для этой процедуры брат мой, который подводник, привез морской кортик в железных узорчатых ножнах, с красивой рукояткой из слоновой кости. Вроде как еще немецкий, трофейный. Меня в ту пору сильно удивило, что ножик этот совсем не пригоден для дела, ни резать им нельзя, ни строгать. Не знал еще, что флотским офицерам картошку чистить не приходится.
