Яблоневый сад | страница 104



А что касается «Никодима», то в утешение и себе и автору можем сказать определённо и – торжественно даже: конечно же, Никодим молодец – от дураков надо бежать, прятаться от них, петляя, запутывая следы! Бежать что есть силы, невзирая на преграды в пути! От дураков с их суетной жизнью, примитивной, нередко хитро мудро расцвеченной моралью, досужими разговорами (трёпом), времяпрепровождением (например, с попойками) вместо полнокровной живой жизни и т. д. и т. д.

Надо признать, хороши в книге рассказы – «Седая любовь», «Зелёная дорога», «Старшина в отставке», «Перкалевый самолёт». Там, где автор переходит на поэтические ритмы и колориты, он блещет, поёт подлинными голосами – голосами сердца, раскрывается неожиданными оттенками, деталями. Там же, где пытается быть строго-логичным, злободневным, острым – теряет и блеск, и остроту, скатывается к умствованиям, а то и хотя и к лёгкому, но резонёрству.

Хороша, не надо замалчивать, и повестушка, давшая название всей книге, – «Таёжный хлеб», хотя концовка в ней не вполне прописана и там-сям выползают, как сорняки, занудные длинноты. Ни сюжетом, ни мотивировками созревания героев не удивила она нас, однако – каков язык местами! Здесь мы снова имеем честь лицезреть Александра Никифорова поэтом, лириком, даже стилистом. Когда читал вступление к повести впервые, хотите верьте, хотите нет, – задыхался. «Чёрт тебя дери, Александр Никифоров, какой ты талантище!» – сказал бы я ему в те минуты, если бы он оказался рядом. Перед нами четырнадцать строк высочайшей поэзии, зачем-то, правда, облечённой в язык прозы! Слушайте, внимайте!

Север мой, Север… Север дикий, студёный, бескрайний. Выморозил ты горячку молодости моей. Когда-то непокорные кольца огненных кудрей выправил временем и обкорнал. Остатки выбелил инеем бед, а затем и до бороды добрался, подарив взамен удивительную жизнь. Сколько светлых и жутковато-угрюмых пейзажей ты открыл мне в местах, где не ступала нога человека. Сколько горьких, сколько счастливых судеб переплелось с моей судьбой на твоих необъятных просторах! И хотя я расстался с тобой, мой любимый Север, с мужественными твоими жителями, тьма забвения не застит главного, скорее наоборот, чем дольше живу, тем дороже память о тебе.

Это было давно, это было давней давнего, на заре моей зрелости…

И потом, перечитывая, снова задыхался я. Может быть, ещё и потому, что сам – северянин: родился и жил на Таймыре, потом жил-был и работал в Якутии, на Колыме, бывал по служебным делам на Русском Севере. Задыхался и – грустил. Чудесно. Чудесно!