, снова женился, на этот раз вполне и всецело счастливо; у него родился сын. Сыну уже шесть лет, жена намного моложе, дом, хозяйство, идиллия семейной жизни простого трудового человека. А собственно само действие начинается со сборов и с поездки по орехи вместе с совхозными мужиками, среди которых, к слову, были и местные начальники. Здесь выпили мужики, там выпили, – привычное дело. По дороге Никодим всё вспоминает жену, сына и, кажется, уже тоскует, хотя и нескольких часов не прошло, как расстался с ними. А тут ещё – дождь, сырость, таёжная дорога окончательно раскиселилась; Никодиму пришлось добираться пешком. С горем пополам, наконец, все прибыли на место промысла – на стойбу с зимовьем. Чредуются разные хорошие мысли и ощущения о том, что ты чувствуешь себя не хозяином природы, а сыном её. По всему тексту рассыпаны мужичьи шуточки:
– Никак без спиртного ехали? Трезвый, аж противно смотреть…
С начальством Никодим отчего-то суров.
– Где вода, дед? – строго спросил Королёв.
– А мы что, уже на «ты» перешли? – осадил директора Никодим.
Но потом вполне мирно и чинно за столом в зимовье сидели, пили разведённый спирт, который действовал серьёзно.
К утру спирт уложил всех.
Проснулись, тотчас поступило предложение:
– Надо бы брызнуть…
Все согласились. Ещё бы! Спирт – не водка: долгого уважения требует.
Тосты:
– Чтоб дети грома не боялись и он до старости стоял!..
Разговоры, что называется, за жизнь, и про политику не забывали:
– Распутили народишко! Раньше попробуй опоздай или своруй – враз угодишь на нары…
– …мне с политикой не по пути… Говорить людям одно, а творить другое…
– …не хрен нарушать законы истории… – Это Никодим говорит.
– Опасный вы человек! – Это один из начальников подытожил.
Потом били шишку, снова пили, спорили, играли в тыщу. Дождь стал расходиться всё сильнее и сильнее. Никодим страшно заскучал. К зимовью подъехал трактор: оказалось, с другого стойба шишкари заблудились. Никодим прикинул: пока дождит, смотаться в баньку, что ли? Ведь оттуда до дома – рукой подать. И – Никодиму загорелось домой, хоть всё бросай и беги. Бросил и – убежал. И орехов, кажется, уже не надо было ему. Мотивировка поступка прослеживалась такая: остаться в орешнике, значит, придётся вольно или невольно быть втянутым в «глубокомысленные» разговоры о перестройке, об ошибках и просчётах государственных деятелей его родного Советского Союза, обо всём том, что было не по душе Никодиму. Ему ничего и никому не хотелось доказывать, тем более противостоять людям, живущим в других условиях, нежели он, и, соответственно, мыслящих другими категориями. Никодим же в последние годы полагался только на Господа Бога, свято уверовав в Его волю
