Он не знает, что дочь покоится на моем кладбище. Никто не знает, кроме Ноно. Даже мэр.
Я часто говорю с другими людьми о Леонине, потому что не делать этого значило бы дать ей умереть. Снова. Не произносить ее имя – все равно что сдаться на милость молчанию. Я живу с воспоминанием о ней, но никому не говорю, что она стала воспоминанием. Я поселила Леонину в другом месте.
Когда кто-нибудь спрашивает, есть ли у меня фотографии дочери, я показываю детский снимок, тот, где у нее «щербатая» улыбка. Все говорят, что мы похожи. Это не так. Леонина – вылитый отец, от меня она ничего не взяла.
– Здравствуйте, Виолетта.
Отец Седрик улыбается, в руках у него коробка пирожных.
– Гурманство – серьезный недостаток, но не грех.
От его одежды пахнет ладаном, от меня – старинными розами. Мы не обмениваемся рукопожатием, не обнимаемся, но чокаемся, когда выпиваем.
Я мою руки и присоединяюсь к отцу Седрику. Мы садимся лицом к огороду и, как обычно, сначала говорим о Боге, как о старом приятеле, с которым давно не виделись. Я считаю Его мерзавцем и не верю ни на грош, священник почитает как сверхъестественное создание, безупречное и заботливое. Потом мы обсуждаем международные события и то, что происходит в Бургундии, а напоследок оставляем лучшее – книги и музыку.
Обычно мы не вторгаемся в интимную сферу, даже после двух бокалов вина. Я не знаю, влюблялся ли отец Седрик, занимался или нет любовью, а ему ничего не известно о моей личной жизни.
И вдруг сегодня наш кюре решается спросить, что у меня с Жюльеном Сёлем, он «просто друг» или нечто большее. Я отвечаю, что между нами ничего нет и все дело в истории, которую он начал и должен рассказать до конца. Историю Ирен Файоль и Габриэля Прюдана. Имен я, естественно, не называю.
– Значит, потом вы перестанете видеться?
– Ну конечно.
Я иду в дом за десертными тарелками. Воздух теплый и ароматный. От вина кружится голова.
– Вы все еще хотите ребенка?
Отец Седрик доливает себе и сгоняет Мэй Уэй с коленей.
– Хочу так сильно, что просыпаюсь по ночам. Вчера смотрел по телевизору «Дочь рудокопа» и проплакал весь вечер: герои говорили только об отцовстве, родственных чувствах и связях.
– Отец, вы очень красивый мужчина, можете кого-нибудь встретить и завести ребенка.
– Покинуть Господа? Никогда!
Мы едим пирожные, я молчу, но отец Седрик чувствует мое сердитое несогласие и улыбается.
Он часто говорит мне: «Не знаю, о чем вы за завтраком поспорили с Богом, но Он вас здорово разозлил». Я всегда отвечаю: «Он никогда не вытирает ноги, перед тем как войти в дом».
