«Подменщики» ждали нас на пороге, едва поздоровались, а прощаясь, буркнули что-то невнятное. Не дали времени даже чемоданы разобрать, сказали, что все прошло нормально, и отчалили, оставив после себя немыслимый бардак. Слава богу, хоть в комнате Лео не нагадили. Она села на свою маленькую кровать и составила два списка: один деньрожденный, другой – новогодний.
Я взялась за уборку, а Филипп Туссен поехал прошвырнуться. Хотел наверстать упущенное время. Потерянное со мной в хижине на берегу моря.
На следующий день я все вычистила, и жизнь вошла в привычное русло. Я по расписанию поднимала и опускала шлагбаум, Филипп ездил на мотоцикле.
Мы с Лео вместе принимали пенные ванны и без конца разглядывали летние фотографии. Мы развесили их по всему дому, чтобы не забывать.
В сентябре, в перерыве между двумя поездами, я перекрасила стены в розовый цвет. Лео помогала – возилась с плинтусами (я потом незаметно подправила все огрехи).
Она пошла в первый класс. Очень скоро похолодало, и наступила зима.
Мы вырезали гирлянды из цветного картона и купили синтетическую елку, чтобы каждый год не губить живые деревья.
Я сказала себе, что к следующему Рождеству моя дочь перестанет верить в Пер-Ноэля. Кто-нибудь из детей постарше расскажет ей, что «никакого бородатого старика не существует». Всю жизнь находятся взрослые, готовые нас разочаровывать.
Меня устраивало, что Филипп Туссен охотится на всех «особей в юбках». Я больше не хотела близости с ним. Мне требовался отдых, а поспать удавалось недолго, между последним вечерним и первым утренним поездом. Я нуждалась в покое, а его когда-то столь желанное тело вызывало отторжение, стало обузой.
Иногда, слушая по радио песни, я мечтала о принце. Мужские и женские голоса произносили нежные, безумные, яростные слова, они обещали счастье. По вечерам я рассказывала Лео истории. Ее комната была моим убежищем, земным раем, где в феерическом беспорядке спали растрепанные куклы и медведи, валялись вперемешку жемчужные бусики, фломастеры и книжки.
Я могла бы страдать из-за того, что мне было не с кем поговорить – кроме дочери и Стефани, кассирши из «Казино». Она вечно комментировала мои дежурные покупки. Советовала взять новую жидкость для мытья всего и вся: «Видела рекламу по телевизору? Разбрызгиваешь по раковине, ждешь пять минут. Смываешь, и жира как не бывало. Попробуй, не пожалеешь!»
У нас не было тем для разговора. Мы не могли сблизиться по-настоящему. Иногда она приходила ко мне выпить кофе, и я радовалась. Стефани была милой и доброй, она приносила пробники шампуней и кремов для тела. Часто говорила: «Ты – хорошая мать, это точно, очень внимательная», – и возвращалась на кассу или шла раскладывать товар по полкам.
