– Кто вам все это рассказал?
– Я прочел мамин дневник.
– Она вела дневник?
– Да. На прошлой неделе я нашел его в одной из коробок, когда убирал ее вещи.
Жюльен Сёль встал.
– Два часа ночи, мне пора. Я устал. Поеду завтра, рано утром. Спасибо за ужин, все было очень вкусно. Спасибо. Я давно так хорошо не ел. И не говорил ни с кем по душам. Я повторяюсь, но, когда мне хорошо, я повторяюсь.
– Вы не рассказали, что они делали после похорон. Я хочу узнать конец истории.
– А может, у нее нет конца…
Он берет мою руку, целует, и это выходит волнующе нежно. Нет никого трепетнее галантного мужчины.
– Вы чудесно пахнете.
– Это «Eau du ciel» от Анник Гуталь.
Он улыбается.
– Не меняйте духи. Спокойной ночи.
Он надевает пальто, идет к двери, ведущей на улицу, оглядывается с порога.
– Я вернусь дорассказать. Сейчас не стану, иначе вы не захотите снова увидеться.
Ложась спать, ловлю себя на мысли, что не хотела бы умереть на середине любимого романа.
Ты всегда будешь жить в наших сердцах.
В 1992-м – мы были женаты уже три года – у железнодорожной Франции случился паралич. Сдвинулось все расписание, бастующие возвели баррикаду в двухстах метрах от нашего переезда. Поезд, который обычно проходил мимо нас в 13.30, в 16.00 остановился на путях. Все купе были заполнены, день выдался ужасно жаркий, так что люди очень быстро открыли все окна и двери.
В «Казино» никогда не приходило столько покупателей. Запасы воды раскупили за несколько часов, а в конце дня Стефани уже раздавала бутылки прямо у дверей вагонов. Первый и второй классы смешались, пассажиры высыпали наружу. Контролеры и машинист, члены профсоюза железнодорожников исчезли одновременно и как по волшебству.
Поняв, что поезд дальше не пойдет, люди начали звонить соседям и друзьям – некоторые от нас или из автомата, за несколько часов всех «разобрали».
В девять вечера Гран-Рю опустела, двери супермаркета закрылись, и выбившаяся из сил Стефани опустила решетки. Издалека доносились голоса бастующих: они собирались ночевать прямо за баррикадой.
Наступила ночь, Филипп Туссен отправился на традиционный «прошвырон», и тут я обнаружила, что в головном вагоне остались две пассажирки, женщина и девочка, ровесница Леонины. Я спросила, могут ли за ней приехать, и она объяснила, что живет в семистах километрах от Мальгранжа, а сейчас едет из Германии, где забрала внучку, в Париж, и до завтрашнего утра никого не сумеет предупредить.
Я пригласила ее на ужин. Она отказалась –
