С тех пор как лопнул пузырь на американском рынке недвижимости, несколько банков вызвали ужасного монстра – федеральное управление финансового надзора. Оно очень усложнило жизнь доверенным лицам вроде Юстуса. Протоколы совещаний стали сложнее самих совещаний.
Его брат, Феликс-Йонатан, кардиолог из Бремерхафена, тоже жаловался. Оформление документов для медицинского страхования стало занимать больше времени, чем лечение. Бюрократические препоны ничего не улучшили, только усложнили до невозможности жизнь.
Со временем Юстус начал несколько небрежнее относиться к требованиям. А потом вообще перестал тратить на это время. В первые месяцы его прибыль в некоторые дни превышала десять тысяч евро. А в один особенно удачный день он получил семьдесят две тысячи шестьсот сорок евро за несколько часов.
Нет, это была не его личная прибыль. Он спекулировал деньгами клиентов. Но это – да, теперь он понимал, – было лучше, чем секс.
Успех стал для него лучшим наркотиком. Пусть даже виртуальный, на экране. Он чувствовал себя маленьким мальчиком, оказавшимся в казино и вращающим колесо Фортуны.
Он быстро выпал из реальной жизни. Больше не мог сказать, сколько стоит кусок пиццы, килограмм яблок или фунт говяжьего фарша. Зато как «Отче наш» знал зависимость курса золота от цены на нефть и соотношение курсовой прибыли как минимум трех сотен акций.
А потом, черт побери, услышал слова своей жены, которая не имела ни малейшего понятия о бирже и никогда этим не интересовалась. Да, по сути, виновата во всем она, мрачно думал иногда Юстус. Но упрекнуть ее нельзя. Ведь он – профессионал. Как он мог ее послушать…
Все произошло еще в хорошие времена. Он витал в облаках, зарабатывал больше денег, чем мог потратить, и они уже начали мечтать об усадьбе на Майорке.
Держа в руке бокал с коктейлем «Шприц-Апероль», она сказала:
– А что мы будем делать, если курсы акций упадут? Как думаешь, долго ли дела будут идти в гору?
Ему никогда не нравилась химическая дрянь, которую Нееле так любила. Но теперь он ее окончательно возненавидел, потому что глядя, как апероль растворяется в белом вине и слыша, как дребезжат льдики, он всегда вспоминал слова жены: «А что мы будем делать, если курсы акций упадут? Как думаешь, долго ли дела будут идти в гору?»
Это стало его проклятием, идеей фикс. Когда-нибудь все может закончиться.
Он прикидывал, что произойдет при обвальном падении акций, если наступит новая черная пятница. Девять один один.
