Во всяком случае, вспомнив все свои скитания после ареста по "делу юристов" на прииске "Партизан", я взял себе за правило: никогда по своей инициативе к знакомым не обращаться и тени с материка на Колыму не вызывать.
Но в случае с Зыбаловой мне почему-то казалось, что я не принесу вреда хозяйке этой фамилии. Человек она была хороший, и если различала вольного от заключенного, то не с позиции активного врага заключенных - так учат всех договорников во всех политотделах Дальстроя еще при заключении договоров. Заключенный всегда чувствует в вольном оттенок: есть ли в договорах что-либо, кроме казенных инструкций, или нет. Оттенков тут много - так много, как самих людей. Но есть рубеж, переход, граница добра и зла, моральная граница, которая чувствуется сразу.
Галина Павловна, как и ее муж Петр Яковлевич, не занимала крайней позиции активного врага всякого заключенного только потому, что он заключенный, хотя Галина Павловна была секретарем комсомольской организации Аркагалинского угольного района. Петр Яковлевич был беспартийным.
Вечерами Галина Павловна часто засиживалась в лаборатории - семейный барак, где они жили, вряд ли был уютней кабинетиков химической лаборатории.
Я спросил Галину Павловну, не жила ли она в Березниках на Урале в конце двадцатых годов, в начале тридцатых.
- Жила!
- А ваш отец - Павел Павлович Зыбалов?
- Павел Осипович.
- Совершенно верно. Павел Осипович. А вы были девочкой лет десяти.
- Четырнадцати.
- Ходили в таком бордовом пальто.
- В шубе вишневой.
- Ну, в шубе. Вы завтрак носили Павлу Осиповичу.
- Носила. Там мама моя умерла, на Чуртане.
Петр Яковлевич сидел здесь же.
- Смотри-ка, Петя, Варлам Тихонович знает папу.
- Я у него в кружке занимался.
- А Петя родом из Березников. Он - местный. У его родителей дом в Веретье.
Подосенов назвал мне несколько фамилий, известных в Березниках, и в Усолье, и в Соликамске, и в Веретье, на Чуртане и в Дедюхине, вроде Собяниковых, Кичиных, но я по обстоятельствам моей биографии не получил возможности помнить и знать местных уроженцев.
Для меня все эти названия звучали как "Чиктосы и Команчи", как стихи на чужом языке, но Петр Яковлевич читал их как молитвы, все более воодушевляясь.
- Теперь все это засыпано песком,- сказал Подосенов.- Химкомбинат.
- А папа сейчас в Донбассе,- сказала Галина Павловна, и я понял, что ее отец в очередной ссылке.
Этим все и кончилось. Я испытывал истинное удовольствие, праздник оттого, что бедный мой мозг так хорошо сработал. Чисто академическое удовольствие.
