– Очень важно, чтобы вы могли наблюдать за кандидатами постоянно. – Секретарь словно почувствовал мое нежелание подглядывать за незнакомыми людьми в туалете. – В ванной люди склонны чувствовать себя в большей безопасности. Там они себя и выдают.
Я пожала в темноте плечами, демонстрируя деланное равнодушие, хотя от мысли, что я стану шпионить за людьми, сидящими на унитазе, я почувствовала себя крысой.
– Спускаемся. Я увидела достаточно.
Я отдала фонарик секретарю. Он повернулся, сделав пируэт, и я последовала за конусом тусклого красного света вниз по лестнице, снова в подземный блок, где мне предстояло провести ближайшие несколько суток. После того, как меня найдут мертвой.
В помещении внизу секретарь достал чертежи, которые я уже видела у него в кабинете. Теперь спальни были пронумерованы от первой до седьмой – шесть на втором этаже и одна на первом. Предполагалось, что в ней будет спать человек, который проснется среди ночи и засвидетельствует мою кончину. Кто где будет жить, пока оставалось неизвестным. Мы еще раз прошлись по разным этапам плана: где меня убьют и обнаружат (кухня), куда уберут мой труп (морозильная камера) и куда я буду пробираться потом. Нас прервал зазвонивший спутниковый телефон секретаря. Секретарь ответил, что-то промычал и закончил разговор.
– Остальные уже в пути. Давайте выйдем, встретим их.
Мы поднялись по узкой лесенке, пролезли в люк, тщательно закрыли все за собой, вышли и спустились к краю скалы, к лестнице над причалом. Внизу катер, чуть побольше того, на котором прибыли мы сами, как раз пришвартовался к пирсу. Первым по лестнице стал подниматься сам Председатель, одетый, как подобает государственному деятелю: темно-синее пальто, блестящие ботинки. Говорят, римляне так и не смогли перенять у греков их секрет, слепо копируя архитектуру. В греческих храмах колонны сужались кверху, а горизонтальные линии чуть выгибались, придавая строениям легкость, почти воздушность. Римляне же строили свои храмы, выводя логично прямые линии, отчего казалось, что постройка вот-вот обрушится внутрь. Вот и Председатель в своем толстом пальто выглядел человеком, готовым рухнуть под собственной тяжестью. Секретарь тут же двинулся вперед и пожал ему руку – как всегда, энергично; они обменялись парой слов. Председатель кивнул нам с Катей, отступил и встал рядом с нами, давая место тем, кто поднимался следом за ним.
Вид первого человека, поднявшегося по лестнице, поверг меня в изумление. Это была женщина лет пятидесяти, и хоть я не знала ее лично, лицо ее было мне хорошо знакомо. Франциска Шееле долгие годы оставалась одной из самых известных ведущих на государственных телеканалах; сколько же раз она появлялась в наших кухнях и гостиных. На моей памяти Франциска Шееле вела самые популярные политические передачи, которые передавали по воскресеньям вечером; она брала интервью, наверное, у всех ведущих политиков Союза. В реальности Франциска выглядела гораздо более хрупкой, чем по телевизору, – высокая, очень худая, как мальчишка-подросток, и какая-то прелестно-потрепанная, словно стареющая писательница. Черные волосы, зачесанные назад и стянутые в тугой пучок, были совсем как на экране; теплое, непромокаемое темно-зеленое пальто с меховым воротником словно было сшито на заказ для охоты в каком-нибудь загородном поместье. Преодолевая последнюю ступеньку, Франциска протянула узкую руку (кольца, красивый маникюр), словно считала само собой разумеющимся, что кто-нибудь бросится вперед и поможет ей подняться; секретарь так и сделал.
