На следующий день, придя на работу, я обнаружила письмо от Генри, отправленное по электронной почте накануне поздно вечером. Генри коротко сообщал, что у него все-таки нет возможности участвовать в проекте, поскольку он считает себя недостаточно компетентным. Он писал: “…поэтому я, к сожалению, должен устраниться; надеюсь, это не доставит вам слишком больших хлопот. Искренне ваш…” Письмо было формальным и словно бы написано незнакомцем, который вежливо, но решительно отказывался от подписки на газету. Через несколько часов к нам в рабочий зал вошла секретарша отдела, сообщила, что у Генри грипп и сегодня он останется дома. На следующий день Генри появился, но ни словом не упомянул ни о проекте, ни о своем странно безличном письме. Со мной он обращался вежливо и корректно. Через месяц Генри ушел из нашего отдела и стал работать в отдаленном корпусе F, где руководил отделом, занимавшимся оценкой всяких ремонтных работ. В его последний день мы расстались – быстрое, неловкое и безличное объятие, туманное обещание пообедать как-нибудь вместе. Мы так и не пообедали – Генри не давал о себе знать. Иногда я видела его издалека на станции электрички, но не заговаривала с ним.
Пока не встретила его на Исоле.
Проект, от которого Генри отказался, обернулся – несмотря ни на что и совершенно неожиданно – успехом. Каким-то образом – вероятно, чтобы утереть нос моему презираемому шефу (а может, и Генри) – я умудрилась выполнить его в поставленные сроки, не выйдя за рамки бюджета и с желаемым результатом. Более того: когда работы по оказанию гуманитарной помощи уже велись, я и часть моей команды поехали в Кызылкум, чтобы проверить, все ли идет по плану. Предполагалось, что мы съездим туда всего один раз, но потом нас попросили вернуться, и еще раз вернуться; время нашего пребывания там все увеличивалось, и наконец я обнаружила, что руковожу проектом на месте и согласовываю все действия с военными. Когда противоречия между кланами усилились, безопасность просела и в районе стало тревожно, мы вдруг оказались единственной гуманитарной миссией на этой земле. Военные там, конечно, тоже были, но местное население их боялось, и не без причин. Так что местные пошли к нам, и вместо того, чтобы руководить раздачей гуманитарной помощи, я организовала еще и лагерь для беженцев, который рос с каждым днем, а я, к сожалению, понятия не имела, что с этим делать. Ничто в моей жизни не готовило меня к подобному, к этому наплыву отчаявшихся людей, единственным имуществом которых было то, что на них надето. Обещанных подкрепления и помощи или вовсе не было, или нам присылали какие-то жалкие крохи.
