За спиной скрипнул пол. Дима резко обернулся и увидел стремительно летящий топор. Мир сначала вспыхнул яркими красками, а потом наступила темнота.
Возвращение сознания было мучительным и сопровождалось противной тошнотой и головной болью. Зорин шевельнулся и застонал от нахлынувшей дурноты. Все же, несмотря на это, он ощутил, что противогаза, как и капюшона, у него на голове не было.
– Опачки! А кто у нас очнулся?
Голос, раздавшийся за спиной, был тонким и слащавым до отвращения. Говоривший приблизился сзади к Дмитрию и издевательски пропищал:
– С добрым утречком.
Диму обдало ужасным смрадом давно не чищенных гнилых зубов, за шиворот упала и побежала по шее липкая капля. Незнакомец тем временем не унимался.
– Как здоровьице? Головка не бо-бо? Ну, ты уж прости, ежли что. Тебе что, не говорили, что в чужой дом без приглашения входить некультурно? Тебя ж не приглашали. Ну, ничего, мы таким, как ты, всегда рады.
Зорин тем временем с трудом приоткрыл один глаз и осмотрелся. Он сидел на инвалидной коляске, колеса которой он принял за велосипедные. Руки его было неудобно выгнуты и крепко связаны за спинкой кресла, а ноги примотаны к железной раме. Освободиться не было никакой возможности. Рядом, на такой же коляске и в такой же позе, сидел Егор. Голова его была покрыта коркой запекшейся крови. Левый глаз заплыл. Во рту, для надежности примотанный грязной тряпкой, торчал кляп. Видимо, пока Дима был в отключке, его друг успел достать своими разговорами «гостеприимных» хозяев.
За спиной Зорина послышался шорох одежды, и в поле зрения вошел хозяин того самого противного голоса. Возраст мужика определить было трудно из-за густой спутанной растительности на лице. Грязный засаленный ватник мешком висел на тщедушном теле. На ногах были камуфляжные штаны и кое-где протертые валенки. Влажные отвисшие губы постоянно находились в движении, словно что – то пережевывая, периодически открывая на обозрение гнилые пеньки зубов. Глаза на чумазом лице светились нездоровым блеском и непонятным восторгом. Идущий от мужика запах пота, давно не мытых ног и прогорклого жира довершал картину. Мужик, заметив Димину реакцию, радостно ощерился:
– Что, не нравлюсь? Ну, дык ничего. Я ведь и не должен тебе нравиться, тебе ж меня не есть. – И он разразился писклявым хохотом, словно над очень удачной шуткой. Его пробрало так, что он был вынужден опереться о край стола, вытирая грязным рукавом бегущие слезы. Зорин, не понимая причины столь бурного веселья, терпеливо ждал его окончания. Егор что-то мычал сквозь тряпку. Просмеявшись, мужик еще раз утерся рукавом и посмотрел на Дмитрия.
