На какую-то долю секунды меня, точно кипятком, ошпаривает страхом: Том в курсе, что я тогда обо всем рассказала Лоретте и она услала меня из города подальше. Но он никак не мог об этом узнать. Я не говорила об этом ни одной живой душе. Он смотрит на меня с лестницы, и в его взгляде нет ни горечи, ни боли воспоминаний.
– Если тебе понадобится в доме что-нибудь включить или выключить, позови меня. Фен твой я спрятал.
– То есть засунул его куда-нибудь повыше, чтобы мне не было видно? Прятальщик из тебя хреновый.
Он забирается еще на несколько ступенек вверх по лестнице, и я любуюсь его задницей.
– Что ты там вообще делаешь?
– Смотрю на всякое-разное.
– О, и я тоже. – Я с невинным видом ухмыляюсь, и он бросает на меня сердитый взгляд с лестницы. – Что?! Меня интересует состояние моего дома.
Раздается какое-то дребезжание. Том дергает за водосточный желоб и примерно на фут отрывает его от крыши. На меня сыплются склизкие листья. Мы с Патти в один голос взвизгиваем, как тюлени.
– Ну ты и свинья!
– Так тебе и надо, извращенка несчастная! – Он снова дергает желоб.
– Оставь ты эту рухлядь в покое!
– Может, сама сюда залезешь, а я пока постою внизу и полюбуюсь на твою задницу? А? Ну, чтобы прочувствовала на себе, каково это?
Ну вот, я опять спалилась. Если он замечает каждый мой взгляд, я пропала.
– Я ничем не лучше тебя, малыш.
– Ты вчера очень долго пряталась в душе. Я и не подозревал, что бойлер в состоянии это пережить.
Том сует руку в задний карман и вытаскивает оттуда отвертку.
– Этому бойлеру место в утиле. Вода под конец была уже совершенно ледяная.
Я просто позволила ей остыть, подставляя тело холодным струям и ощущая, как оно заледеневает до костей и теряет чувствительность, потому что это был единственный способ как-то совладать со странной, не находящей себе выхода энергией, переполнявшей меня изнутри, снизить ее градус до переносимого уровня. Пожалуй, еще ни один мужчина в моей жизни не доводил меня до такого состояния, что мне в буквальном смысле пришлось принимать холодный душ.
Том устремляет взгляд на соседскую крышу, и, глядя на его профиль, я отчетливо вижу, как он сглатывает. Наверное, думает: фу, гадость какая! Дарси Барретт, дрожащая в душе, как крыса под дождем, со своим облепившим череп мальчишеским «ежиком».
Он еще немного приподнимается над краем крыши. Раздается скрежет металла по черепице, и лестница начинает угрожающе крениться. Я бросаюсь к ее основанию и обвиваюсь вокруг нее всем телом.
