Я так увлекся им, что не заметил, как к молодому музыканту сзади подошел какой-то парень и с размаху влепил первому подзатыльник. Мои пальцы вцепились в подлокотник кресла, первым порывом было вскочить и размазать урода, посмевшего прикоснуться к ангелу своими грязными руками по стенке. Однако в этот миг Маттиас открыл свои невероятные глаза! Это было поистине волшебно! Глаза сияли – их необыкновенная расцветка приковывала к себе внимание окружающих, в числе которых первым на очереди был я. Его глаза были разными – один светло-карий, а второй аквамариновый – и это сочетание словно таило в себе жаркое лето посреди зимы. Как будто все три жарких месяца на какое-то время спрятались в его глазах и только этот паренек мог решать, когда лето вернуть людям и заслужили ли они его…
– Маттиас! – по-русски выплюнул подошедший парень его имя. – Тебе чего предки сказали? Ты должен научить меня спускаться с горы. Нечего здесь сидеть, айда на улицу – меня девчонки ждут. Вставай, пошли!
Чуть позже я порадовался, что не вступился за Маттиаса, он бы мне этого не простил. Я как околдованный, отправился за ними на ту же гору. На самом деле – это была крохотная горка, но второй парень, которого должен был обучать Маттиас, совсем не умел кататься на лыжах. По сравнению с музыкантом, этот второй был настоящим неотесанным увальнем – он был выше и крепче, но его тело было ватным – видно, что никогда не занимался спортом. Что делает на горе – совсем не понятно. И почему Маттиас его слушает? Работает на него? Я тогда попробовал познакомиться – как только увалень съехал с горы, а музыкант остался на месте, я спустился к нему и заговорил:
– Привет! Заметил, что учишь кататься на лыжах?
Глаза с заточенным внутри себя летом, поднялись на меня – они искрились на солнце и не смотря на плохое настроение молодого человека, излучали только добро и тепло.
– Нет, я не учу. С чего вы взяли?
– Ты учил того парня, – я думал, что махнул головой, на самом деле даже не пошевелился – просто потому, что утонул в его лете.
– Того? – весело переспросил Маттиас. – Это мой старший брат. Он не очень любит спорт, попросил показать.
– А ты?
– Что?
Кашлянув и прочистив горло, я тоже улыбнулся:
– А ты любишь спорт?
Музыкант пожал худенькими плечами:
– Я им живу, – он посмотрел вниз, туда, где приземлился в сугроб его старший брат. Увалень ругался на всю гору. – Простите, я должен ему помочь!
Он уехал, оставив меня на горе в восхищении смаковать его магическое имя. Маттиас… Позже я искал о нем данные в сети, и первое, на что наткнулся, на толкование, значение этого имени. Маттиас – подарок бога. Немного удалось узнать. Подростком он засветился на нескольких соревнованиях по спорту. Но была еще и одна статья на финском, откуда я и узнал, о его родителях, о нем. Статья была небольшой, все больше об их заводе и о планах на будущее. Его отец очень гордо заявил, что готовит Маттиаса к тому, чтобы он стал достойным наследником. Он отправляет парня учиться в Россию, чтобы тот нашел себе друзей, познакомился с жизнью и стал человеком. Все время, что я пробыл в Альпах в тот год – я наблюдал за ним. Так или иначе постоянно оказывался неподалеку. Меня тянуло к нему как магнитом. Несколько раз чуть не сорвался на его брата – увалень любил переступать черту. Я сохранил дистанцию только потому, что знал – Маттиасу только семнадцать. В ту пору было. Никому бы не понравилось вмешательство взрослого мужчины в дела юноши. Лишь по этой причине держался в стороне, дав себе обещание, вмешаться только если его жизни и здоровью будет что-то угрожать. Увалень хамил, вел себя невоспитанно, но черту не переступал. Еще несколько раз мне посчастливилось слышать его божественную игру на фортепьяно. До того, как он покалечился во время местных соревнований и перед его отъездом. Я отпустил его – парень был слишком молод. Но с тех пор не забывал. Каково же было мое удивление – увидеть сегодня его глаза, в которых навсегда заключено лето, сегодня у себя в компании! Конечно же! Маттиас должен был отправиться учиться в Россию! Но не только! Он отправился на поиски работы и очень быстро ее нашел. К тому же, сегодня ему не семнадцать, а двадцать один. И он больше не будет моим сном.
