– На этот раз я хочу все делать осознанно и медленно… – прорычал он.
– Ага, – ответила я и изогнулась.
– Хочу рассмотреть тебя всю… – просипел он.
– Угу, – согласилась я и раздвинула похотливые коленки.
– Приласкать каждый кусочек твоего тела, – прошептал он.
– Да-а, – простонала я и обхватила своими пальцами грудь, раз он ничем не обхватывал, сжала каменные уже соски…
– Ты мне совсем не помогаешь! – буркнул яростно Макс, который, слава всем богам секса, за время нашего многозначительного диалога успел полностью раздеться.
И тогда я молча приподнялась, и очень даже помогла.
Прижав его голову между ног. Выкрикивая его имя синхронно с движениями его языка, которым он бил по клитору и погружался в текущую влажность. Вылизывал и пробовал, легко касался и уверенно давил…
Отстранялся раз за разом – но не для того, чтобы распалить меня еще больше. А для того, чтобы рассмотреть. Мое лицо, закушенные губы, грудь, пальцы, стискивающие простыни, раскинутые ноги и бесстыдно выставленную мягкую плоть, которая от его действий расцвела и горела…
Раз на третий такого вот осмотра я даже перестала краснеть. И умолять… А потом и перестала считать свои и его оргазмы.
В эту ночь мы не спали… Забылись лишь под утро. А утром – вспомнились. И я, наконец, осознала чего там писали женские журналы про утренние обнимашки и целовашки… При свете дня, на размякшем, томном теле, удивительно умелые пальцы Максима давали поистине музыкальный эффект. Я мурчала и пела, иногда вскрикивала, а когда он двинул ими особенно интенсивно – даже захрипела. И заставила участвовать в хоровом пении своего персонального миллионера. Потому что мои пальцы оказались тоже очень музыкальны. А кожа под ними – бархатной, горячей и нежной.
И было так приятно скользить по этой коже вверх и вниз, время от времени оборачивая кулак вокруг головки и размазывая выступающие капли к взаимному удовольствию.
У нас была невообразимо прекрасная и ленивая суббота. И не менее прекрасное воскресенье.
Глаза в глаза.
Рука об руку.
Бок о бок.
Я бродила по дому без белья, но в его рубашке, а он, не желая сдерживаться, постоянно лез под короткий подол, трогал, мял, проникал, тянул на себя и…
– Ты что, проверяешь, все ли на месте? – преувеличенно ворчливо спрашивала я, а сама тянулась у нему.
Я готовила все необычное и вкусное, что могла добыть из продуктов и памяти, а потом, умиленно подперев подбородок, смотрела, как Максим это ест и мычит от удовольствия. Один раз даже так засмотрелась, что не успела понять, как оказалась на столе вместо тарелок и… почему на полу все еще обиженно звенит разбитая посуда.
