Анна Ахматова. Когда мы вздумали родиться | страница 85



Уничтожает пламень
Сухую жизнь мою,
И ныне я не камень,
Я дерево пою.
Оно легко и грубо,
Из одного куска
И сердцевина дуба,
И весла рыбака.
Bбивайте крепче сваи,
Стучите, молотки,
О деревянном рае,
Где вещи так легки.

Вот это дерево пускай нас сохранит, сохраняет, оно не горит, а это лучшее для поэзии вещество. Поэтому я надеюсь, что вещи всегда будут легки, что материя нас не задавит. Никакая роскошь, богатство, ничего, никакие силы не уничтожат этот деревянный рай, в котором мы сейчас с вами находимся. Это лучшее место для творчества, лучше не бывает. Не надо ничего менять. Если останется так, будет счастье для поэзии, для литературы. Я могу сказать, что счастье и для меня, потому что, сидя у окошка, я закончил, написал четыре книги, действие которых связано с Комаровом. Так или иначе задействовано Комарово. Что бы я делал без Комарова? Понимаете? В числе других авторов, которые здесь живут. Вот такая у меня есть книга, «Комар живет, пока поет», где действие происходит на этой террасе, на этом крыльце. Почитайте, без этого вот крыльца, без этой террасы не было бы четырех последних моих книг. «Комар живет, пока поет», «У меня есть такая рубашка». Давайте! пока мы поем – мы живем.


Павел Крючков: Ну, идите уже. Они говорят: имени их не называть, просто молодые люди, которые поют то, что любила слушать Ахматова. Вы знаете, кто это выйдет. Многие их любят, идите уже.


Выходит вокальный ансамбль «Dedooks».


Мы споем фрагменты из любимой оперы Анны Ахматовой. Называется она «Дидона и Эней», композитор Генри Перселл. Семнадцатый век, английское барокко.


Исполняются арии и хоры из «Дидоны и Энея».


Павел Крючков: Ну, кто еще сидит под хорошими зонтами, давайте послушаем голос молодой Ахматовой. Голос из 1920 года. В отличие от Кузмина, его можно расслышать. Те, кто в поздние годы записывал ее авторское чтение, обратили внимание, что интонация и протяженность чтения стиха не изменились со времени ранних ее чтений. Сейчас это будет голос тридцатилетней женщины. Стихотворение 13-го года, примыкающее к стихам столетней давности, о которых мы сегодня говорим. Это триптих «Смятение», которое открывает «Четки».

Не получается? Залило. А какой был дождь в первую встречу! И Анатолий Генрихович говорил: «Да ничего!» Стоял при этом мокрый как мышь. Это когда Аксенов был здесь, помните, да? Это был счастливейший день… О, что-то шелестит, рискнем, да? Значит, только финал. Вы прекрасно знаете, это то самое знаменитое стихотворение, где во второй части есть строчка: «О, как ты красив, проклятый».