Дело в том, что хотел этого автор или не хотел, но он четыре раза – четыре! – говорит о широких массах, о нынешних образовательных стандартах, еще один раз о массе людей как таковой. Это и есть главное изменение общественной конструкции страны. Действительно – массы. Не тогда, когда этого хотела советская власть, а сейчас массы пришли к формам оценки того, что́ есть деятель искусств. Поэт. «Плохой поэт». «Да нет, вроде ничего». Когда некто сказал директору театров Лондона про пьесу Оскара Уайльда «плохая пьеса», тот ответил: «Максимум, что вы можете позволить себе сказать – мне не нравится». А сейчас сплошь «никуда не годная», «да он и вообще не тянет». Переменился состав атмосферы. «Мне не нравится» в ней не звучит, звучит «годится – не годится». А ведь это та же атмосфера, которой питается звук стихов. Для звучания стихов чрезвычайно важна звукопроводимость, потому что писанному на бумаге все равно требуется быть озвученным. Проговоренным. Ну хорошо, читая Мандельштама, надо об античности иметь представление, о Ламарке, о теории относительности. Но с Ахматовой произошло то же самое, что с Мандельштамом. У Ахматовой перед ним есть – считайте, как хотите, – можете, что преимущество, можете, что недостаток. В отличие от него она кажется больше приближенной к разговорному языку, к передаче психологических состояний, ее – таково общее мнение – не надо объяснять. Но это только видимость, потому что на самом деле стихи Ахматовой – это не «Сероглазый король». Не сказочка. Как только в них погружаешься, это переворачивает устоявшийся психологический мир человека. Не говоря уже о том, что двигаться к ядру Мандельштама лучше начиная не с «Неизвестного солдата», а с «Я скажу это начерно, шепотом».
Мне один музыкант объяснил – сейчас такие объяснения не редки, – что теперь попса, скажем, Алла Пугачева, а раньше попсой был Моцарт. Я это говорю сейчас не ради парадокса или насмешки, я чтобы заявить, что это неправда. Моцарт на самом деле был популярен, как, предположим, сейчас эта певица, потому, что публика была другого уровня, была по-другому воспитана. Сейчас попса такая потому, что публике не из чего было воспитываться, а определяет цену искусству – она. Стихов Ахматовой, выговорить это для меня довольно горько, вообще никому не надо. По каким проявлениям ее оценивают? Ну, сперва по воспоминаниям: какая она была, что в молодости красавица, в старости грузная. Что она сказала. «Остроумно сказала». «Ничего остроумного не нахожу». И уже никто не обсуждает ее стихи… Я на это скажу: а и не нужно их обсуждать. Стихам в жизни не очень-то получается найти место. Поэзия – это частное дело людей, пишущих стихи. Главное же для остальных что? – обсуждать: «Ахматова» эта, эта «Анна-Андревна» – какая она, «какая-та не такая», или, наоборот «такая».
