Анна Ахматова. Когда мы вздумали родиться | страница 40




Леонид Дубшан: А содержание бесед сохранилось?


Александр Солженицын: Нет, не буду, это описано у меня, может быть когда-нибудь и будет.


Павел Крючков: Теперь следующая запись человека, который уж во всяком случае из этих троих дольше остальных знал Анну Ахматову. Они познакомились в 1912 году, кстати, здесь рядом, в Куоккале, то есть в Репине. Корней Чуковский, тогда литературный критик, и Ахматова, которая приехала с Гумилевым. Кажется, в 1913 году, Ахматова писала Гумилеву в письме… я только перескажу, я не помню цитату. Она пишет: мне тревожно, что Чуковский, я слышала, хочет свою статью об акмеистах превратить в лекцию. Что будет? Потом, в 21-м году, в журнале «Дом искусств» легендарном, вышла статья знаменитая «Две России: Ахматова и Маяковский». Потом шли годы, и близко к юбилею Ахматовой, это 64-й получается год, Корней Чуковский написал несколько страничек о «Поэме без героя». Он вообще готовил предисловие к книге «Избранных стихотворений» Ахматовой. Книга не вышла. В том, что он написал о ней, судя по свидетельствам, воспоминаниям, ей была очень важна там мысль об ее историческом зрении, так, во всяком случае, по книгам. Но она откликнулась тепло очень, прислала телеграмму, письмо, оно сохранилось, и спросила Лидию Чуковскую, почему критики пишут как пишут, а Чуковский пишет так, громко. Почему ему удается писать громко? Лидия Корнеевна сказала, потому что он пишет вслух. Это к нашей звукозаписи, так сказать. То, что вы сейчас услышите, звучало по радио. Корней Иванович пишет в дневнике: пришло очень много писем. Мои сбивчивые слова об Ахматовой люди как-то подхватили, и они их окрылили. Ну вот, собственно, и все. Этот фрагмент сейчас будет – выступление Чуковского по радио. И обратите внимание, будет слышно – какое стихотворение и как он его читает здесь. Я выбрал два момента в этой записи.


Корней Чуковский.

Когда появились ее первые книжки, меня, я помню, больше всего поразила четкость ее поэтической речи, конкретность, осязаемость всех ее зорко подмеченных, искусно очерченных образов. Образы у нее были незатейливые, очень простые, но в том-то и сила ее чудотворного мастерства, что все свои образы она всегда подчиняла могучему дыханию лирики. Историческое чувство у нее необыкновенно остро. О чем бы она ни писала, всегда в ее стихах ощущается упорная дума об исторических судьбах страны, с которой она связана всеми корнями своего существа. Ей не нужно было ничего забывать, ни от чего отрекаться, ни преодолевать в себе никаких чужеродных привычек, чтобы во время войны, в самое мрачное время кровавого разгула врагов, сказать с обычным своим лаконизмом бодрые и вдохновляющие слова.