— Доброго утра, капитан де Катина.
К нему подошла высокая брюнетка, со свежим лицом и блестящими глазами.
— Вы видите, я дежурный. Я лишен удовольствия беседовать с вами.
— Что-то не припомню, просила ли я месье разговаривать со мной.
— Да, но не следует так премило надувать губки, а не то я не выдержу и заговорю с вами, — шепнул капитан. — Что это у вас в руке?
— Записка от г-жи де Ментенон королю. Вы передадите ему, не правда ли?
— Конечно, м-ль. А как здоровье вашей госпожи?
— О, ее духовник пробыл с нею все утро; беседы его очень, очень хороши, но такие грустные. Мы всегда бываем печальны после ухода г-на Годе. Ах, но я забыла, что вы гугенот, а значит, не имеете понятия о духовниках.
— Я не занимаюсь этими распрями и предоставляю право Сорбонне и Женеве оспаривать друг друга. Но, вы знаете, каждый должен стоять за своих.
— Ах, если бы вы только поговорили с мадам де Ментенон. Она сейчас обратила бы вас на путь истинный.
— Я предпочитаю говорить с м-ль Нанон, но если…
— О!
Раздалось легкое восклицание, шелест темной одежды, и субретка исчезла в одном из боковых переходов.
В конце длинного освещенного коридора показалась фигура величественной, красивой дамы, высокая, грациозная и до чрезвычайности надменная. Она не шла, а плыла, словно лебедь. На даме был роскошный лиф из золотой парчи и юбка серого шелка, отделанная золотистыми с серебром кружевами. Косынка из дорогого генуэзского вязанья наполовину прикрывала ее красивую шею. Спереди косынка была застегнута кистью жемчуга; нить из перлов, каждое зерно которой равнялось годовому доходу какого-нибудь буржуа, красовалась в ее роскошных волосах. Дама была, правда, уже не первой молодости, но чудная линия ее фигуры, свежий чистый цвет лица, блеск глаз цвета незабудок, опушенных густыми ресницами, правильные черты — все это давало ей право считаться первой красавицей и в то же время прослыть за злой язычок самой опасной женщиной Франции. Вся осанка, поворот изящной гордой головки, прекрасно посаженной на белой шее, были так обаятельны, что чувство восторга взяло верх над страхами молодого офицера, и, отдавая честь, он с трудом удерживал требуемый обстоятельствами вид непоколебимой твердыни.
— А, это капитан де Катина, — произнесла г-жа де Монтеспан с улыбкой, которой капитан предпочел бы самую кислую мину.
— Ваш покорный слуга, маркиза.
— Я очень рада, что нахожу здесь друга, ведь утром произошла какая-то курьезная ошибка.
— Очень сожалею о том, что слышу о ней, мадам.
