Покончив с умываньем, мы вдруг заметили двоих мужчин с ружьями на спине, которые шли по мостку. Они ступили на берег и направились в нашу сторону.
Это был деревенский противоящурный патруль. Прятаться было поздно, да и некуда — ни нам, ни козе, поэтому мы остались на месте. Мой опекун вытирал лицо изнанкой кепки и ждал развития событий.
Никакого развития, однако, не последовало — патруль поздоровался с нами и пошел дальше. «Куда вы?» — осмелился спросить Опекун, и один из патрульных ответил ему, что они идут по своим делам, да вот — опаздывает. «А кордон? — снова спросил Опекун, — кто на кордону сейчас патрулирует?» И патрульный ответил, что противоящурный карантин уже снят.
«Все-таки мы успели перегнать козу раньше, чем они сняли карантин!» — сказал мне Опекун и засмеялся.
Можно сказать, что он выглядел почти счастливым. Надев кепку и глядя вслед удаляющемуся патрулю, он повторил уже скорее себе, чем мне: «Все-таки успели!»
Те двое отошли уже довольно далеко, когда Опекун, вспомнив про выстрел, окликнул их еще раз и спросил, слышали ли они, как ночью стреляли. Они слышали, но где стреляли, не поняли. «Вот и мы так, слышали, а где стреляют, не поняли!» — сказал Опекун.
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
Мой опекун очень быстро охладел к козе, интерес его к ней угас, все чаще и чаще он замечал, что копыта у нее слишком большие, а вымя втянутое — вряд ли она будет давать столько молока, сколько он рассчитывал. И он поспешил продать ее мужику из другого села, который привел подковывать лошадь. Освободившись от козы, Опекун задумал новое приключение и однажды вечером тайно вывел меня и механика паровой лесопилки из деревни. Мы все трое несли алычу, из которой Опекун хотел сварить сливовицу. На полпути между Нижним Лихом и Выселками под заброшенным навесом, где когда-то варили клубничный джем, был установлен передвижной котел для варки сливовицы. Это был один из тех летучих котлов, которые точно призраки носятся по полям и лесам, никогда не встречают утро там, где застал их вечер, и никто не может проследить их путь. Передвижной котел был собственностью двух братьев, настоящих разбойников, по словам Опекуна, да и механик тоже считал, что они разбойники первой руки. Под заброшенным навесом собрались и другие мужички из Нижнего Лиха, был там и один из Выселок. В течение ночи вся сливовица, которую успели сварить, была выпита. Когда в нашей деревне и на хуторе пропели третьи петухи, огонь в передвижном котле был погашен, братья запрягли лошадей, погрузили плату — натурой, и котел, удаляясь, загремел в ночи. Под навесом сразу стало пусто, мужики, повеселевшие и слегка размякшие от сливовицы, начали расходиться, и мы с Опекуном и механиком тоже двинулись к деревне. Сливовица, однако, настигла их в дороге, Опекун на ходу как-то все больше налегал на левую ногу и задерживался на ней подольше, словно не слишком доверял правой. «Как выпью стаканчик, — говорил он механику, — так пропадает у меня доверие к этой ноге, вот я больше на другую и налегаю!»
