— Я — Свисток и тем горжусь, — объявил Свисток и оскорблённо замолчал, с независимым видом глазея по сторонам.
— И то хлеб, — непонятно отозвался капитан и, спохватившись, скороговоркой произнёс:
Чтоб корабль не протаранить,
Срочно надобно табанить!
Вёсла вспахали воду, шлюпка замедлила ход и плавно причалила к высокому борту корабля. Сверху послышался чей-то голос:
Воротился старый краб,
Поживей спускайте трап!
Ну а если не устали,
Заодно спускайте тали!
— С ума можно сойти, — пробормотал Свисток.
— Твоя правда, братец, — сказал капитан, у которого, похоже, был отменный слух. — Ну, да тут уж ничего не попишешь. Лёгкой работы на свете не бывает. Даже самозванцем, наверное, быть не так-то просто. Правда, Ларин Пётр? — обратился он к Петру.
— Не знаю, — сухо сказал Пётр, которому намёки капитана нравились всё меньше. — Не пробовал.
— Ну да, ну да, — кивая, согласился капитан, — конечно. Что ж, добро пожаловать на борт «Каракатицы»!
Сверху, разворачиваясь на лету, упал верёвочный штормтрап. Пётр оглянулся на капитана. Как воспитанный молодой человек, он собирался уступить старшему дорогу, но капитан Раймонд опередил его. Сняв шляпу, бородатый мореход сделал ею широкий приглашающий жест в сторону трапа. Глаза у него были хитрые, улыбка двусмысленная, а радушный жест, которым он указал на трап, показался Петру издевательским. Впрочем, отступать было некуда, и Пётр, ухватившись за нижнюю ступеньку, ловко полез по трапу наверх.
— Озеро Байкал, — пробормотал он по дороге, и Свисток впервые промолчал, не найдясь с ответом.
Что такое каракатица. Весёлый чужестранец. Остров Ворот, он же Драконий, он же Остров Скелета. Здесь должно быть полно девчонок. Бывают двери, в которые легко войти, но трудно выйти. У меня никого нет, кроме этого мальчишки!
— У вас красивое судно, капитан Раймонд, — сказал Пётр. — Не понимаю, откуда такое странное имя — «Каракатица»?
Капитан почесал в бороде.
— Имя как имя, — сказал он. — Я привык. Раньше эта посудина звалась «Морской Волшебницей», а «Каракатицей» её назвал один чужеземец, такой же странник, как ты, подобранный мной на этом гиблом берегу. «Ну и каракатица!» — воскликнул он, впервые увидев мой корабль. У меня были веские причины прислушиваться к каждому слову этого человека, и я решил: так тому и быть. К тому же рифмовать «Каракатицу» всё-таки легче, чем «Морскую Волшебницу». Каракатица — катится, пятится, схватится… Кстати, тот чужеземец так и не сумел объяснить мне, что это за зверь — каракатица. Я понял только, что он живёт в море.
