Стрельба прекратилась, и вскоре стали слышны шаги. Их было много; враги приближались со всех сторон, осторожно ступая по каменным осыпям и негромко переговариваясь на непонятном гортанном языке. Это были бородатые черноволосые люди в такой же пятнистой форме без знаков различия. Человек, притаившийся за камнем, терпеливо ждал, рассчитывая перед смертью прихватить с собой хотя бы нескольких бородачей. Но враги оказались хитрее: они остановились на безопасном расстоянии, взяв его в плотное кольцо, и одинаковым движением навели на него автоматы.
— Вот ты и попался, урус, — насмешливо сказал один из бородачей — видимо, главный. — Бросай свой пугач и выходи с поднятыми руками.
Человек за камнем не ответил. Он примеривался бросить гранату, но понимал, что не успеет — сотня автоматных пуль вопьётся в него раньше, чем он как следует размахнётся. Он был в безвыходном положении: сдаваться было нельзя, а победить не получалось. Враги тоже понимали это. Они не спеша двинулись вперёд, сжимая кольцо, и вдруг человек за камнем исчез. Только что он был, и вдруг его не стало, остался лишь разряженный автомат, россыпь медных гильз да бурое пятно подсыхающей крови на сером камне…
…Пётр шумно перевёл дыхание и утёр рукавом рубашки мокрое от слёз лицо. Он только теперь заметил, что плачет, но ему не было стыдно. Он узнал этого одинокого бойца. Похоже, Пётр только что видел последний бой своего пропавшего без вести дяди Иллариона — тот самый бой, из которого он не вернулся. Ни живым не вернулся, ни мёртвым… В письме, которое прислали из части, так и было написано: «пропал без вести». Карина-Скарлатина немного поплакала для виду, а потом сказала, что пропасть без вести — это всё равно что умереть. Погиб человек, а тело не нашли, вот и пишут — пропал, дескать, без вести… Пётр ей тогда не поверил. Он вообще не верил тётке — ни в чём не верил, никогда, так с какой стати должен был поверить сейчас? Он сказал, что это неправда, что дядя жив, а Скарлатина ответила, что он уже большой мальчик и не должен выдавать желаемое за действительное. А Пётр ей ответил, что это она выдаёт желаемое за действительное, и тогда Скарлатина закатила ему пощёчину. Ладонь у неё была узкая, с длинными тонкими пальцами, с острыми ярко-красными ногтями. Она оказалась холодной и неожиданно жёсткой, прямо как ракетка для настольного тенниса — сверху, тонкий слой упругой резины, а под резиной твёрдая слоёная фанера. И вот этой своей наманикюрен-ной ракеткой тётка залепила Петру звонкую оплеуху — первую настоящую оплеуху в его жизни. Пётр до сих пор не понимал, как он тогда не превратил Скарлатину в какую-нибудь жабу. Вообще-то, проделывать такие вещи он пока не умел, но в тот раз этот фокус у него запросто мог получиться — уж очень он разозлился. И что, спрашивается, спасло Карину-Скарлатину от жизни в каком-нибудь болоте? Да всё оно же, Дисциплинарное Уложение Практикующих Магов, где чёрным по белому говорится, что практикующий маг ни в коем случае не должен причинять вред ни одному живому существу…
