Что за чорт! Повеситься, - это красиво.
Отто: Мне он еще пять марок должен. Мы поспорили, - он уверял, что удержится.
Гансик Рилов: Ты виноват, что он здесь лежит: ты назвал его хвастуном.
Отто: Вот, мне же еще придется дрожать по ночам. Учил бы историю греческой литературы, нечего было бы и вешаться!
Эрнест: У тебя уже готово сочинение, Отто?
Отто: Только вступление.
Эрнест: Я просто не знаю, что и писать.
Георг: А разве ты не был, когда Аффеншмальц давал нам план?
Гансик Рилов: Я натаскаю себе из Демокрита.
Эрнест: Я посмотрю, может быть, что-нибудь найдется в малом Мейере.
Отто: Вергилий на завтра уже готов у тебя? - -
(Гимназисты уходят. - Марта и Ильза подходят к могиле).
Ильза: Скорее, скорее. Уже идут могильщики.
Марта: А не подождать ли нам, Ильза?
Ильза: Зачем? - Мы принесем новых. Каждый раз новых и новых! - Растет довольно.
Марта: Ты права, Ильза!
(Бросает венок из плюша в могилу. Ильза раскрывает передник и из него на гроб дождем сыплются анемоны).
Я выкопаю наши розы. Меня все равно побьют. - Здесь они примутся.
Ильза: Я буду поливать их каждый раз, как пойду мимо. От Золотого ручья я принесу незабудок, а из дому - лилий.
Марта: Вот роскошь будет! Роскошь!
Ильза: Я перешла уже через мост и вдруг слышу выстрел…
Марта: Бедный!
Ильза: И я знаю причину, Марта…
Марта: Он сказал тебе?
Ильза: Параллелепипед! Но смотри, никому не говори!
Марта: Даю тебе слово!
Ильза: - Вот и револьвер.
Марта: Потому его и не нашли!
Ильза: Я вынула его из руки, когда утром проходила мимо.
Марта: Подари мне его, Ильза! - Пожалуйста, подари мне его!
Ильза: Нет, я оставлю его на память!
Марта: Правда, Ильза, что он там лежит без головы?
Ильза: Он, наверное, водою зарядил. Знаешь, царские кудри все, все кругом было забрызгано кровью. А мозг висел на ветвях ив.
Сцена третья
Г-н и г-жа Габор.
Г-жа Габор: … Им нужен был козел отпущения. Не хотели, чтобы всеобщие обвинения коснулись их. И вот мое дитя имело несчастье попасться к ним в руки в неподходящий момент, и я, родная мать, должна закончить дело его палачей? - Боже, избави меня от этого!
Г-н Габор: Целых четырнадцать лет я молча смотрел на твою остроумную систему воспитания. Она противоречила моим понятиям. Я всегда был убежден, что дитя - не игрушка; дитя имеет право на серьезное отношение к нему. Но я говорил себе, - если задушевность и обаяние одного в состоянии заменить серьезные принципы другого, то первое следует предпочесть второму. - - Я не упрекаю тебя, Фанни, но не мешай мне исправить мою и твою несправедливость перед мальчиком.
