Дни, когда все было… | страница 96
5. Пятеро из Махачкалы
Прости, дочь капитана Гранта. Ты ведь знаешь, что помечтать о мести полезно. Успокоение и раскаяние следуют за нею. Только надо мечтать на полную катушку. Скрупулезно и натуралистично. Уже не в Тарковских надо перевоплощаться, а в братьев с другой фамилией. Скажем, сицилийского происхождения. Отчаяние длилось сутки, если считать все его фазы. Острая стадия длилась несколько часов. Кто бы знал, какая острая! Анна едва не задыхалась от горчайшего изумления.
Ведь она не знала, что будет скоро море по колено. Но чем ближе к «странному предложению» – тем больнее ожог в игре «горячо – холодно». Экий вздор, однако! И все же так оно и есть, так и есть…
Четыре года ожидания – не повод убиваться. В жизни случаются истории пожестче. Друг Паши Вепса писал свой роман добрых тридцать лет. И не ждал, что по завершении титанического труда его понесут на руках по Невскому проспекту к Дворцовой площади, где в честь него будет дан салют и споет приглашенный Пол Маккартни без ансамбля. Человек терпеливо, сквозь горести и насмешки, писал свой отчет перед Богом. И не закатывал истерики в лицо творческим импотентам, которые рисовали на его затее жирный крест. У всякого свой Данила Дмитриевич, а у кого и не один. Всегда есть кому положить камень в твою протянутую руку. Но и всегда есть дверь, которая откроется. Бог не фраер, он читает все, присланное в редакцию. А также просматривает все аудио-, видео-, кино- и художественные продукты. Он найдет, как «подвинуть товар на рынок». Странно было бы в это не верить. Редакция у него нерядовая, сроки рассмотрения не лимитированы. Если повезет, то пара-тройка столетий. Плюс-минус бесконечность. Зато гарантия и никакого товарно-денежного рабства. Твори и не суетись. Большие люди не торопятся.
А «тридцатилетний» роман был издан. Анна прочла на одном дыхании. Обзавидовалась. Но это была блаженная зависть на грани нирваны: достойный написал достойное. Бывает ведь так, что писатель сволочь, а пишет отменно. И это уже совсем не нирвана. Черная натура все равно проступит сквозь строки, пусть даже и через столетия. Неотделимы тексты от тела, ох неотделимы. И что же дальше? А ничего. Чел написал роман и отдыхает теперь. Обдумывает новый. Не скулит.
Вот так, в поисках внутреннего гусара, Анна медленно мирилась с реальностью. Плюс рыдания, кофейный дурман и запрещенная Данилой аварийная пачка сигарет. Нарушенная норма – не больше пяти в темное время суток. Дабы скрыть грех, распахнула окно. Декабрь, холод, насморк моментальный. Не позволила сыну пускать кораблики в ванне. Накричала на ребенка. Отягчающие обстоятельства на полную катушку. Писатель хреновый – это еще куда ни шло. Но плохая мать…