– А в принципе что это за курятники? – миролюбиво спрашивал он, всматриваясь в сероватый хаос фотокомпозиций.
– Это не курятники! – захлебываясь обиженным смехом, протестовала Анна. – Это… развалины ушедших миров. Это, понимаешь, вроде зоны у Тарковского в «Сталкере»… или в «Ностальгии», где Янковский со свечой ходит.
Заслышав имя любимого режиссера, папа ощутил некоторую долю и своей ответственности за посеянное им культурное зерно…
– Тогда так и скажите! – вскричал он вдруг с горячностью адепта. – Мол, Тарковские мы! Вот и нафотографировали, понимаешь, выселки…
С тех пор Аня и Катерина в минуту слабости и уныния бодрили друг друга, называясь «братьями Тарковскими». Святое братство – намоленный символ. Благодаря чему – и никак иначе! – все сошло с рук: простили и фотоаппарат, и зачет поставили за курятники…
Теперь же, во вражеском журнальном тылу, Анне надо было быстро придумать замену звучной фамилии. Не тревожить ведь классиков, в самом деле! Радельниковы – дальние, ни разу не виданные родственники из Душанбе. И люди вроде хорошие, и фамилия светлая. Только легенда у Анны подкачала.
– Я принесла вам тексты очень талантливых… – затараторила поначалу с горячностью, но начала запинаться, и коварный редактор насмешливо поднял бровь. – Это два брата. Они инвалиды с детства. Детдомовские, – для убедительности прибавила Аня, хотя ведь знала, что чем скупее врешь, тем легче потом выкручиваться.
Но если уж понесло, так держи карман шире. Вот, мол, дети соседки-алкоголички. Мать умерла, дети выросли в приюте, теперь вернулись в родительскую конуру. Родни у них нет, живут как придется, с миру по нитке. Но Бог дал жажду самовыражения. И грех было бы не поддержать конструктивные стремления молодых людей с трудной судьбой…
– Конечно, конечно, – с подозрительно торопливым участием согласился зубоскал. – Оставьте рукописи, посмотрим. Напишите только их телефон на всякий случай.
– Я дам свой. У них нет. Так что лучше через меня. – Голос Анны наконец окрылился вдохновляющей энергетикой бескорыстного обмана.
Она ушла, чувствуя себя изобретательной и смелой. Не беда, что прием стар, как солдатский анекдот. Но в этом шарм традиции: даже Шарль Перро поначалу подписывал свои сочинения именем одиннадцатилетнего сына Пьера д’Арманкура. Перро скрывал свое авторство, ибо был государственным мужем и членом академии, которому негоже сказочками баловаться. А Анна скрывает половую принадлежность. Повод попроще, что и говорить, но ведь и времена другие. Сейчас члены академий только рады были бы свое имя сказочками прославить. А вот такую тривиальность, как пол и естественные предпочтения, приходится скрывать.
