Первым не выдержал высокий. Откровения полились из него потоком, видимо, парню давно не терпелось выговориться.
…Они приходили ночью, часа в два. Их было трое: Бабай, Дед и Кусок. Никто в казарме в это страшное время не спал, все ждали, когда скрипнет дверь, в светлом проеме появится темный силуэт и гнусаво прошепчет: «Ну, кто тут у нас сегодня плохо себя вел?». Тяжелые шаги, казавшиеся в ночной тишине поступью Командора, поскрипывание казенных ботинок, резкая вонь дешевого одеколона вперемешку с табаком. А затем голос: «Тук-тук, тук-тук».
Остановился.
Нет, пошел дальше.
«Тук-тук, тук-тук».
Опять остановился. Как же страшно!
И сколько ни вжимайся в подушку, сколько ни укрывайся одеялом, страх не отпустит.
«Сегодня плохо себя вел…» — Бабай тянул время, зная, что каждый новобранец сейчас борется с ужасом и, замерев от страха, ждет своей участи. Как же долго тянутся секунды! Наконец, коротко хохотнув, Бабай приказывал: «Берите этого».
Кого?! Неужели… Ух…
И вот кого-то выволокли из кровати, с глухим стуком бросили на пол. Короткое сопение — заломили руки, сдавленный стон — грязный носок засунули в рот, гулкие шаги — потащили на расправу.
Можно выдохнуть — сегодня не твоя очередь, накрыть голову подушкой и стараться не думать о том, что сейчас происходит в душевых. А когда отпустит нечаянная радость пополам со стыдом, попытаться заснуть…
— Но вас же больше? Почему вы это терпите? Почему не жалуетесь офицерам? Старшине? — не вытерпела я.
— Кому? Старшине? — горько усмехнулся долговязый. — Бабай, Дед и Кусок — это и есть старшина и сержанты. А лейтенанта нашего вы только что видели, он их сам боится. Все офицеры, вплоть до начальника части, знают о том, что вытворяют эти, жаловаться бесполезно. Все делают вид, что ничего не происходит.
— Бабай действует по принципу «разделяй и властвуй», — вступил в разговор чернявый. — Моя мать психолог, я немного понимаю в этих штучках. Днем нас постоянно стравливают, противопоставляют друг другу, чтобы мы не объединились. Если бы мы были единым коллективом, им было бы намного труднее, но нам не дают стать коллективом. Каждый из нас сам по себе, и сам за себя. Выбирают самых слабых, самых беспомощных, а остальные рады, что не их.
— Да, все так и есть, — поддержал приятеля высокий.
Веснушчатый лишь горько вздохнул, соглашаясь.
— В части есть психолог, доктор Бродский. Нам говорили, он здесь для того, чтобы помочь нам, салагам, адаптироваться к новым условиям, — продолжил свои откровения высокий. — Но от него никакой помощи, одни тесты, тесты, тесты…
