Мне это надоело.
— Значит, у вас все отлично и проблемы исключительно в самом Крылове?
— Конечно! — Ершов изобразил улыбку. — Искренне рад, что вы меня понимаете! Семья, школа не подготовили парня к армейской службе! В этом наша беда. Современная молодежь…
— Но в таком случае, — прервала я разглагольствования «артиста», — мне тем более хотелось бы увидеться с сослуживцами Крылова. Ведь именно им он мог рассказать о своих проблемах и намерениях. К тому же, хотелось бы убедиться, что с вашей стороны были предприняты все возможные действия по поиску пропавшего.
Подполковник вновь расплылся в фальшивой улыбке:
— Мы всегда готовы к сотрудничеству.
Через пять минут я была отпущена с заверениями в полном содействии: «Все, что угодно, от моего кабинета и до плаца, от полигона и до кухни, разговаривайте, смотрите, расследуйте, нам скрывать нечего». В сопровождении юного лейтенанта Бражника — того самого Бражника, чей рапорт я читала вчера утром, и который теперь испуганно косил на меня глазами, — я добралась до казармы, где уже переминались с ноги на ногу трое новобранцев.
Через пятнадцать минут мне стало ясно: начало разговора я провалила — мальчуганы не шли на контакт, они словно воды в рот набрали. Если так пойдет и дальше, докладывать вечером мне будет нечего.
— Только не говорите, что Андрей и о своей девушке вам ничего не рассказывал, — рявкнула я.
— Рассказывал, — промямлил долговязый, уставившись на свои сапоги.
— Нет, — одновременно с ним ляпнул маленький, предварительно скосив глаза на маячившего у окна лейтенанта.
Я тоже взглянула на Бражника. Тот старательно делал вид, что происходящее его совсем не интересует. Слишком старательно.
Пора бы уже убрать отсюда эту дуэнью в лейтенантских погонах, иначе об откровенном разговоре можно только мечтать. Не зря подполковник полчаса поил меня мерзким растворимым кофе и развлекал пустыми беседами — за это время ребят как следует натаскали или, что вероятнее, велели прикусить языки.
Я решительно взглянула на лейтенанта:
— У вас наверняка есть важные дела, благодарю за помощь и не смею задерживать.
Дождавшись, когда за ним закроется дверь, я повернулась к «трем поросятам»:
— А теперь поговорим открыто. Что здесь происходит? Только больше не врите и не изворачивайтесь. У меня нет времени на это. У Андрея нет времени.
Ребята исподтишка обменялись взглядами, но продолжали молчать, опустив головы.
— Если сейчас вы не поможете мне, я не смогу помочь Андрею, — настаивала я. — Если он попадет в беду, вы всю жизнь будете казнить себя. Потому что это произойдет по вашей вине.
