Пару дней Аврора маялась от безделья. Отто навещал ее, но подолгу не задерживался, ссылаясь на занятость и усталость. Он был подчеркнуто вежлив и холодноват. Соседки Авроры объясняли это неудачами в исследованиях. Пациенты умирали от последствий применения лекарства, изобретенного Отто. И вот настал день, когда Аврора почувствовала в себе силы добраться до госпиталя, чтобы увидеть все собственными глазами и запечатлеть увиденное на фотопленку.
* * *
Аврора робко вошла в пропахшую карболкой палату. Как странно. У Отто – все то же лицо: бледное, сухое, с четко очерченными, словно изваянными острым резцом, чертами. Вот он всматривался в лица пациентов, слушая, как сестра, русская девушка, зачитывает информацию о состоянии больного. Говорит на берлинском диалекте чисто, почти без акцента, но очень уж медленно. Вроде бы все как обычно, но все же что-то не так! И эта русская девушка, так непохожая на виденных ею местных жителей, словно чем-то знакомая. Эта ее тугая коса и неуклюжая фигура, и то, как она смотрит на Отто. Аврора разозлилась, а Отто внезапно заговорил на русском языке. Ах, вот оно что! Он изучает русский!
– А на той койке? – спрашивал Отто строго, указывая на аккуратно застеленную, пустую кровать.
– Умер, – отвечала медсестра. – И тот, что у окна лежал, – тоже, господин доктор.
Медсестра держалась очень прямо, как солдат на вечерней поверке, старалась говорить внятно, так чтобы господин доктор смог разобрать каждое слово чужого языка.
Дальше он принялся расспрашивать ее о соблюдении дозировки вводимых препаратов. Она показывала ему журналы с записями, отвечала толково, смотрела прямо, не опуская глаз. А он называл ее по-русски «моя незаменимая Глафира» и несколько раз ласково клал руку на сгиб ее локтя. Внимателен и корректен. Это все тот же, ее Отто, и все же это не он…
Аврора освободила «Лейку» от футляра, установила выдержку и диафрагму, навела объектив на доктора и его помощников.
– Здесь запрещено снимать, милая, – бросил Отто через плечо. – Спрячь камеру.
– Здравствуй, Отто, – Аврора опустила камеру, гордо вскинула подбородок.
Все же он заметил ее, потому и обратился по-венгерски. Кто-то положил руку ей на плечо. Аврора обернулась и уперлась взглядом в тщательно выбритый подбородок офицера СС. Она глянула на погоны.
– Ого! Штурмбаннфюрер! – пролепетала Аврора.
– Вы правы, фройляйн. – Аврора дрогнула, услышав резкий, прусский говор немца. – Герберт Зибель – к вашим услугам!
