— Сам знаменитый Курт Игнациус Гессе фон Вайденхорст, рекомый Молотом Ведьм?! Да не могло мне так повезти!
— Отступи к стене, — велел Курт, стараясь не выдать озадаченности. — Страж откроет дверь, я войду. Будем говорить.
«Монах» послушно отошел, запахнув свою «рясу» плотнее, и на разгладившихся складках стали видны нашитые поверх ткани письмена диковинного вида. Знаки были крупными, чтобы их наверняка можно было углядеть издали.
Прихватив короб с уликами, Курт прошел внутрь и стал напротив задержанного. Тот послушно жался у стены, но на следователя смотрел с интересом, приправленным смущением и досадой. Страха во взгляде не было.
— Итак. Имя? — вопрос был ad imperatum[5], да и обращаться к подследственному как-то было нужно. Тот с готовностью выпалил:
— Вилли. Вилли Шпеершуттельн я, майстер Гессе.
— И занимаешься… — протянул Курт, уже догадываясь, что услышит.
— Актер, да. А вы ведь уже и сами поняли.
— Плохо, когда подследственный читает инквизитора, — усмехнулся читаемый инквизитор. — Но да, я начал подозревать — с явления бороды. Чем ты ее так приклеил?
— О, это мой личный рецепт, — оживился Вилли. — Там недостаточно самого клея, нужно ещё подкрасить основу так, чтобы не было отличимо от тона лица…
— И чтобы легко смывалось, когда потребуется сменить образ, — поддакнул Курт. — Потом продиктуешь, для протокола и на пользу Конгрегации. И все же: на чем тебя взяли? Неужели приносил жертвы Дионису? Но это не греческие символы.
Он показал на «рясу», и актер смущенно дернул полой одеяния.
— Право слово, я даже не знаю. Сам придумал: начертил как-то со скуки, чтобы смотрелось поубедительнее, а потом понял: да, для роли подойдет… Простите, отвлекся: вы спросили, что я делал? Отвечу: репетировал. Ваши коллеги арестовали меня в самый разгар сольного прогона.
— Ночного прогона? — прикинул Курт, вспомнив разговор с Франком. Вилли закивал с энтузиазмом, тряся бородой, словно голодный козел.
— Этот actum[6] должен происходить в полночь. Зловещий малефик взывает к тайным и темным силам…
— А малефик — это ты?
— Ну да! — оживление на лице собеседника было неподдельным. — Убедительно сыграть злодея, чтобы у того были и мотивы, и харизма, и достоверность… Сие есть дело непростое. Иначе герой, одерживающий верх, собственно, героем смотреться не будет. Великого человека делают великие враги.
— Хорошо. Но младенец-то зачем?
— Так жертва же!
— Вот это серьезно, — сдвинул брови Курт. — Где ты его взял? Похищение новорожденного — за подобное можно и до костра дойти.
