Больше мы ничего не успели друг другу сказать. Нас окружили полицейские. Папа встал, загородил меня собой.
– В чем проблема, синьоры?
Вскоре мы вернулись в участок. Он был переполнен фанатами с созревающими на лицах синяками. Полицейские, гнавшиеся за мной, были целы, но очень злы. Они сверкали на меня глазами. Впрочем, папа захватил все их внимание. Я никогда не видела его таким. Он рычал, извергал проклятия и потрясал кулаками. Шипел сквозь сжатые зубы и матерился на трех языках. Полицейские не отставали – они окружили его и орали в ответ, размахивая руками.
– Да я вас… всех… вы иностранных граждан… детей… в отделении закрыли! Да вы знаете, что я с вами…
Полицейский тряс у папы перед лицом его паспортом, тыкая в страницу.
– Ну и что? Да, просрочена! Не твое дело, почему. Пусть миграционная полиция разбирается!
Галдеж не прекращался. Я сходила с мышью в туалет и напоила ее водой с пальца, она жадно слизывала капельки. Вернулась и села на свободный стул. Папа и полицейские продолжали орать друг на друга, и от нелепости происходящего меня снова разобрал нервный гогот. Все оглянулись на меня и начали по второму кругу.
– И правильно сделала, что сбежала!
Через несколько минут, когда первый пар был выпущен, галдеж стал стихать. Полицейские поняли, что, если давать делу ход, им самим грозят неприятности. И только один из них, самый молодой и, видимо, самый горячий, продолжал один на один препираться с папой. Он орал на итальянском, папа – на русском. Причем папа, как и я, не говорил по-итальянски.
В холл с улицы вошел еще один полицейский, было сразу ясно – он тут главный. Он несколько минут смотрел на папу, потом увел его вглубь отделения. Я сидела на стуле, вяло размышляя, не жарко ли мыши у меня в кармане и не принести ли Ване воды, ведь он все еще в камере. Я так и заснула, прислонившись затылком к стене. А когда проснулась, надо мной стояли папа и Ваня. Они разбудили меня, помогли подняться.
– Что, отпустили? – спросила я у них.
– Еле-еле, – ответил папа. – Опять чуть не сорвался.
Ваня молчал. Он был взлохмачен и до сих пор так же зол, как тогда в камере. Мы направились к выходу, в спину нам презрительно засвистели изрядно потрепанные событиями вечера полицейские. Ваня резко развернулся и вытянул в их сторону средний палец. Самый молодой бросился к Ване, но его удержали коллеги. Тогда он сорвал с ноги туфлю и швырнул в нашу сторону. Мы пригнулись – туфля пролетела над нашими головами и упала во дворе. Поспешили выйти.
