— Полиция, — продолжила она, — в отличие от меня, будет иметь возможность проверить, что я не... И вы этим пользуетесь... Может быть, вы выдумали про это самоубийство, чтобы произвести на меня впечатление, выгородить себя.
— Значит, я лгу?
— Не знаю... — сказала она утомленно. — Хватит с меня всего этого... вас... ваших бед... Дайте мне уйти!..
Обманутый в своих надеждах, Севр искал способ убедить ее.
— У меня есть и другие доказательства, — сказал он вдруг.
Он вспомнил про бумажник и обручальное кольцо, лежащие в ящике стола. Он побежал, схватил их и положил на диван между ней и собой.
— Ну, — сказала она, — это бумажник, вижу... и обручальное кольцо.
— Это его вещи. На кольце выгравированы его инициалы.
Он взял кольцо, зажег люстру и подошел ближе к свету, чтобы лучше разглядеть.
— От М-Л тире Ф... От Мари-Лоры — Филиппу... и дальше дата свадьбы... Разве это моя выдумка?
Он посмотрел на нее и наткнулся на ненавидящий взгляд, делавший ее лицо похожим на гипсовую маску.
— Бумажник и кольцо можно украсть...
Она резко встала и подошла к нему вплотную, как бы намереваясь его ударить.
— Вы могли его убить... Это было бы для меня понятней.
Она вдруг рухнула на диван и разрыдалась. А он, исчерпав все доводы, безуспешно искал, как ее убедить и успокоить. Он присел на колени и потянул к ней руку.
— Доминик... Послушайте... Вы же знаете, что меня не следует бояться.
Она вскочила как ошпаренная, грубо оттолкнула его, убежала на кухню и закрылась. Севр в полном смятении вдруг увидел свое отражение в зеркале гостиной. Он походил на привидение. В изнеможении он опирался о стены.
— Доминик! Пожалуйста!
Теперь он увещевал ее, почти вплотную прильнув к замочной скважине.
— Если бы я вынашивал какой-либо злой умысел, то не ждал бы столько времени.
— Убирайтесь!
Он потеребил ручку, нажал на дверь плечом. Изнутри дверь не запиралась на ключ. Доминик, очевидно, прижала ее стулом или гладильной доской. Он толкнул сильнее, и дверь подалась на несколько сантиметров. Он слышал, как прерывисто дышит Доминик.
— Доминик... Будьте благоразумны... Я, наверное, не так выразился... Мне не хотелось бы, чтобы между нами возникло хоть малейшее недоразумение... Вы мне очень дороги, Доминик...
Бог мой! Что он нес! Но слова лились, как кровь из раны.
— Я люблю вас, Доминик... Вот... Нужно, чтобы вы знали... Человек, который вас любит, не мог убить... Вы понимаете это?
Он прислушался. Она замерла, как испуганный зверек. Нужно было говорить, говорить, не важно что, успокоить ее, заворожить звуком голоса.
