Она перестала водить кисточкой по ногтям и жадно уставилась на него с выражением полного восхищения. Он хлопнул об пол пузырек с лаком и встал, заметался по комнате от стены к стене.
— Больше никто не должен услышать обо мне, — продолжал он.
— А... ваша сестра?
— Только она одна и знает... Она должна принести сюда деньги и одежду... Но, разумеется, если вы меня предадите...
— Я в жизни никого не предавала, — сказала она страстно. — Но я предпочла бы, чтобы меня не впутывали в эту историю. У меня тоже есть личная жизнь. Полагаю, что вы догадались.
— О чем? О том, что вы приехали сюда убедиться, что квартира не пострадала?
— Это я так сказала.
— Есть иная причина?
— Вас это не касается... Но, будь я мужчиной... хорошо воспитанным мужчиной... я бы выложила карты на стол... все карты... или ушла бы.
Они задирали друг друга, вновь став врагами. Севр капитулировал.
— Вас шокировало слово «предавать»? Оно сорвалось нечаянно. Если откровенно, то я считаю вас на это не способной. Но в моем положении я вынужден оставить вас здесь до...
Подняв руки, она шевелила пальцами, чтобы просох лак.
— Меня никто против воли не удерживал, — сказала она. — Вы были бы первым. На что поспорим?
Проявление неуважения всегда причиняло Севру страдания.
— Пожалуйста, — сказал он. — Постарайтесь меня понять.
— Я что, совершенная дура? Кто угодно, только не такое ничтожество, как вы, сумеет...
Потеряв терпение, он отвернулся и тут же получил в спину мягкий удар, она бросила в него подушку с кресла.
— Прекратите! — крикнул он. — Это смешно!
Она схватила тяжелую хрустальную пепельницу, и он только-только успел пригнуться. Пепельница с грохотом ударилась в стену, отчего окурки разлетелись по ковру.
— Хватит!.. Доминик...
Он обхватил ее в тот момент, когда она попыталась поднять медную лампу у изголовья дивана. Она стала изворачиваться, он увидел, что она может поцарапать его накрашенными ногтями, грубо заломил назад одну руку, но не успел справиться со второй. Наконец отпустил ее, испытывая боль в щеке. Доминик, запыхавшись, поправляла на груди пеньюар.
— У вас кровь, вытрите.
Она удалилась в спальню. Он сложил носовой платок и промокнул щеку, испытывая желание наброситься на нее и ударить так, как никогда не бил.
— Я вам советую запереться, — сказал он голосом, который сам не узнал.
Она толкнула дверь, и он услышал, как заскрежетал засов.
— Мразь! — произнес он так, как если бы на болоте раздавил какую-то рептилию.
Он плюхнулся на диван, возмущенный до глубины души этой дуэлью, в которой страсти разыгрались с такой силой, что он и не мог припомнить, с чего все началось... Прикосновение к этому крепкому телу, к этим бедрам, скользящим в его руках... к чему-то порочному, такому, что хочется разметать, уничтожить...
