– Боже… – едва различимо пролепетала вдовствующая Императрица и, уткнувшись в ладони, заплакала. Беззвучно. По вздрагивающим плечам только и можно было разобрать, что происходит.
Николай Александрович подошел к ней. Обнял и прижал к себе. Тихо приговаривая, пытаясь успокоить. И коря себя за то, что слишком грубо с ней обошелся. В конце концов, она была просто женщиной, попавшей в очень сложную, непростую ситуацию и пытавшейся защитить жизнь своих детей… как могла… А он повел себя совсем не так, как было принято в эту эпоху. Слишком жестоко, слишком коварно, слишком решительно. Такого ведь никто не ожидал от молодого мужчины двадцати одного года от роду.
За этой сценой его и застал Иван Дмитриевич Путилин, заведующий сыскным отделением столичной полиции. Постучался. Вошел. И смутился от созерцания совершенно не предназначенной для него сцены.
– Иван Дмитриевич, подождите за дверью, – произнес Николай Александрович. – Я сейчас к вам выйду. Ее Императорское Величество очень переживает. Ужасные дни. Страшные потрясения.
– Извините, Ваше Императорское Величество. Понимаю, Ваше Императорское Величество, – промямлил Путилин и вышел… эм… вылетел с очень приличной скоростью и ловкостью. Словно испарился.
– Ступай… – тихо произнесла Мария Федоровна, когда начальник сыска удалился. – Мне нужно побыть одной и подумать. А тебе не стоит все пускать на самотек в столь напряженный час. Пусть даже и на время…
1889 год, 1 мая. Санкт-Петербург
Девять дней. Девять тяжелых, напряженных дней. Аресты. Допросы. Ходатайства. Доклады. Слезы. Стоны. Ругань… все слилось в кошмарной канители. Голова раскалывалась, а волосы становились дыбом.
Изначальное желание «выжечь заразу» как-то поутихло по мере того, как всплывали новые фигуранты дела. Тут и кое-какие промышленники отличились, за которыми числились грешки по железнодорожным делам. Те же Поляковы, например, прекрасно понявшие, что под них копают. Но в основном сплошной и монолитной когортой шли крупные аристократы. Кто-то готовил, кто-то помогал, кто-то знал, но не донес. В общем, большая такая деревня с круговой порукой.
И что с этим делать, Император не понимал. Всех судить? Да буря поднимется такая, что его сдует, не заметив. А после того, как всплыло соучастие Победоносцева, он просто боялся читать дальше. Ну как соучастие? Он выражал заговорщикам сочувствие, всячески донося до них, что он и его последователи поддержат переворот, коли он случится…
