Она держала в руках белый листок. На нем было напечатано: «Не верьте немецким россказням. Красная Армия отогнала фашистов от Москвы еще в декабре 41-го года. Москва стоит и будет стоять несокрушимо…»
Девочки склонились над листком, прочли, оглянулись — не видит ли кто (теперь все приходилось делать с оглядкой, тайком) — и снова прочли. Так странно было читать слова, обращенные к ним. Не грубый немецкий приказ: «запрещается», «возбраняется», «не ходить», «не сметь», «расстрел» — а человеческое слово, добрую весть: Москва стоит и будет стоят несокрушимо!
— Оля, а вон еще, еще, гляди!
Да, советский самолет пролетел здесь и сбросил листовки. Что ж, им так и лежать в степи, далеко от села?
…Ночью все кажется страшнее, чем при дневном свете. Рваные косые облака быстро скользят по небу, кривобокая луна ныряет между ними, заливая спящее село недобрым холодным светом. Все вокруг смутное, будто пеплом присыпано. Ветер налетает порывами, тревожно шумят сады, шелестит трава под ногами, и все чудится, что следом кто-то идет. Сдерживая дыхание, с кошачьей осторожностью крались девочки вдоль стен, прятались в тени изгородей, и все-таки собственные шаги казались им страшно громкими. Может быть, их услышал патруль? Вот сейчас немецкий солдат шагнет наперерез…
Сначала они наклеивали листовки на стенах хат. Потом ползком стали подбираться к комендатуре. Подле нее, переговариваясь друг с другом, стояли солдаты. Патруль! Оля и Надя прижались к земле в нескольких шагах от врага. Густая черная тень скрывала их. Перешепнуться, обменяться знаками было опасно. Они затаились, едва дыша. А им так хотелось бы сейчас хоть взглядами подбодрить друг друга. Долго ли еще ждать?
Патрульные лениво потоптались на месте, перекинулись еще несколькими словами и ушли во двор. Тогда девочки вскочили и быстро наклеили последнюю листовку на дверь комендатуры. И, снова пугливо прижимаясь к земле, отползли подальше от опасного места.
Обратно они шли сначала даже медленнее, чем прежде, словно испытывая себя. И вдруг Надя бросилась бежать что было сил. За нею побежала и Оля. Они вихрем неслись посреди улицы, не помня об осторожности, не думая, что, попадись им навстречу патруль, их неминуемо заподозрят и схватят или подстрелят…
К счастью, ночная улица была пустынна, и девочки благополучно добрались до Надиного дома. Оля осталась ночевать у Гордиенок.
Они долго не могли уснуть. Перебирали шепотом всех подруг.
— А если сказать Ксане Маринченко? — спросила Надя.
