Торопиться ему было некуда, и шел он медленно, вспоминая о том, как любил раньше бесцельно бродить по широкой длинной улице и думать обо всем. В пути Васе всегда особенно хорошо думалось. Но то было раньше, а сегодня глаза его напряженно примечали все: вон у Гордиенок окна закрыты, а у Ковалевых из-за занавески кто-то выглядывает. Кто бы это? Может, Варя? Наверно, девочки рассказали ей о том, как неприветливо встретили их тогда ребята.
Вася шел, и сердце у него сжималось от горя. Вот здесь был большой фруктовый сад. Грушевые деревья выросли почти с телеграфный столб. Как они цвели весной! Сколько было на них плодов! Терпких и сладких. А теперь вместо сада торчат высокие пни. По ночам, расклеивая листовки, Вася не раз принимал их за патрульных…
Ни единого человека не встретил пока Вася. Обезлюдело Покровское. Если только можно было не выходить, каждый сидел в своих четырех стенах, стараясь даже не выглядывать на улицу. А фашисты в этот час спят. Пообедали и улеглись. У них все по часам. В Артемовской тюрьме они даже допрашивали и пытали арестованных в одно и то же время…
Вася замедлил шаг. Вот у этой хаты прежде всегда толокся народ, особенно по вечерам. И не потому, что здесь жил гармонист или какая-нибудь красивая девушка. Нет, здесь жил Петрович, старик с темным лицом и круглой седой бородой. Каждый вечер он сидел на скамеечке под тополями у своего дома, неторопливо попыхивая трубкой и лукаво поглядывая на прохожих. Стоило ему показаться на скамеечке, как мало-помалу сюда собирались люди — не только старики, но и парни и девушки. Таков уж был Петрович.
Сам он говорил редко и был немногословен, время от времени просто вставлял словцо-другое, а потом снова принимался за трубку, поглядывая кругом так же внимательно и лукаво. Сам председатель приходил к нему посоветоваться о колхозных делах.
Семья у Петровича была большая — двое сыновей, дочь с мужем и маленький внук Костик, в котором старик души не чаял и, несмотря на то, что мальчик был мал, брал его с собою в лес на охоту, причем большую часть дороги тащил на закорках. В селе привыкли к тому, что старик вечно ходил с Костиком за спиной. А когда они возвращались из леса, мальчик уже обычно спал, голова его лежала у деда на плече, толстые босые ножки висели носками внутрь. Славный парень Костик.
Теперь у Петровича больше нет семьи. Сыновья и зять ушли на фронт в первые же дни войны, и ни о ком из них не было вестей. Дочь угнали в Германию — в тот же самый день, что и Таню Метелеву. Остался у Петровича один только Костик.
