Покровское… Длинная улица. Степь за селом. Овраг в степи, где Вася собирался с товарищами. Побывать бы там…
«Что же мы будем делать с тобой?» — думал он, глядя на Костю. Мать хорошо ухаживала за больными, но она ничего не могла поделать с этими красными опухшими ногами, с этим жаром, который мучил и иссушал Костю.
— Чего глядишь? — прошептал Костя. — Видно, пропадать мне. Ничего не попишешь! Судьба такая… Не узнал про доктора-то?
— Нет его в городе. Но мы чего-нибудь придумаем.
— Придумаешь тут. И сам не выручусь и вас погублю. Если кто про меня узнает, вам несдобровать. Всех порешат. Ты никому не говорил?
— Никому! Никто не знает, только мы с мамой.
«А Настасья? — тут же подумал Вася. — Нет, какие ни есть, доносить они не станут». А у самого заныло сердце. Ведь дядю Егора он любил, как отца. Сейчас же даже спросить у него ни о чем не может. Не хочет он слышать, что ему скажет человек, который говорил врагу: «Я сейчас, я мигом!»
А дом, куда Вася постучался в тот вечер, когда они с матерью подобрали Костю? «Уходи, пока цел». Что же, теперь так и жить со страхом, оглядываясь, — а вдруг донесут?
Надо идти обратно в Покровское. Там он за каждого поручится, там он всех знает, как самого себя. Они с Борисом что-нибудь придумают! Они не будут сидеть сложа руки. Не маленькие… Васе — пятнадцать, Борису — шестнадцать. Там все свои — и Володька Лагер, и Толя Цыганенко, и Толя Погребняк. На каждого можно положиться. Девчонки? Нет, это дело, пожалуй, не для девчонок. А какое такое дело? Он еще сам не знает. Но одно он знает твердо — говорить врагу: «Я сейчас, я мигом!» — он не будет никогда!
…Ночью в окно к Носаковым постучались. Стук был осторожный, еле внятный — фашисты так не стучат. Сердце у Васи бешено колотилось, когда он вскочил с постели и вместе с матерью передвинул стол к сундуку, который стоял у дверей чулана. Потом приотворил окошко и, высунувшись, тихо окликнул: «Кто там?» У окон никого не было, но на крыльце кто-то сидел. Вася вышел в сени и осторожно открыл дверь. Тотчас с крыльца поднялась темная фигура и со словом «свой» вошла в комнату.
— Горячей воды. Окна хорошо завешаны? Где больной? — тихо говорила женщина.
Это была медицинская сестра. Она двигалась бесшумно. Засветила фонарик, вошла к Косте в чулан. Осмотрев его, прокипятила шприц и сделала укол.
— Смотрите хорошенько, — шепотом сказала она Домне Федоровне. — Через четыре часа вам придется повторить укол самой.
