Наступила весна, снег стаял, на клумбах у отеля завозились старательные садовники; пригороды Гааги запестрели прямоугольными полями распустившихся тюльпанов. Люди потянулись к морю.
В воскресенье русские тоже пошли погулять по набережной. Полинс с балкона смотрела, как они несколько раз прошлись под окнами отеля. Стояла чудесная погода, свежий ветерок доносил до Полинс привычный запах соленой морской воды. Далеко во все стороны раскинулось потревоженное ветром Северное море; всюду виднелись бесчисленные гребешки волн с бурунчиками белой пены.
На набережной царило оживление, хорошо знакомое Полинс. Вон там важно и чинно, словно серые гуси, выступают семьи известных в Гааге богачей. Не дай бог, кто-нибудь из посторонних случайно окажется в их компании — его встретят молчаливые удивленные взгляды и недоуменно поднятые брови. А там, у самой воды, с азартом болтают друг с другом рыбачки. Им не страшен мокрый песок: тяжелые башмаки, выдолбленные из целого куска дерева, надежно предохраняют от сырости. «В церковь ходили: надели лучшие черные платья и черные чулки, — подумала о рыбачках Полинс. — Белоснежные воротнички накрахмалены, наглажены».
Взгляд девушки остановился на колясках инвалидов, ревматиков. Они выбрались из домов погреться на солнце. Так, наверное, греется на солнце в этот яркий день и ее отец. Сгорбленные, согнутые болезнью, старики молчаливо смотрели перед собой и были похожи на жутких черных птиц.
— Полинс, идите к нам! — послышался вдруг голос Евгения.
Под балконом стояли русские. Девушке захотелось спуститься к ним, пройтись по набережной, поболтать, посмеяться. Но это нарушение правил приличия. Нет, лучше не надо!.. И она лишь помахала рукой своим друзьям.
Вечером Евгений возвращался к себе в номер. В полутемном коридоре вдруг кто-то стремительно бросился к нему.
— Хэлло! Хау ду ю ду! Добри вечер!
Это был Арнольд Дэвис, только что прилетевший из-за океана. Вид Арнольда всегда вызывал ощущение чего-то слишком уж четкого, аккуратного. Его редкие светлые волосы неизменно были гладко расчесаны, с идеально прямым пробором; правильные черты лица казались выточенными искусным гравером. На нем был элегантный, широкий, почти до колен светло-коричневый пиджак и узкие темно-синие брюки.
— Как поживайт? Ваше здоровье! — вспомнил Арнольд немногие известные ему русские слова.
Они поговорили о последних новостях, об общих знакомых, о предстоящих делах. Арнольд самую незначительную новость встречал так бурно, таким раскатистым смехом и громким возгласом «Хо-у-у!», будто ему сообщали, что он получил миллионное наследство. При этом он размашисто и сильно хлопал собеседника по плечу: «О'кэй!»
