— За хлебом ходил? — отдышавшись, спросила она.
— Не привозили еще, — сказал Лешка. — А ты чего такая?
— Будешь такая! Жиры дают на сентябрьскую карточку!
— Ну да?! А какие?
— Не знаю, выдавать не начали, а очередь на улице стоит.
— И я с тобой пойду.
— Да там долго. — Она торопливо складывала в сумку банку, бутылку, клеенчатый мешочек: мало ли что могут дать. — Ты начинай варить!
Вера достала из фанерного ящика два зеленых капустных листа.
— Порежешь, положи. Как закипит, всыпь пшена — ту рюмку, с ободком. Горкой не насыпай, вровень. Долго не кипяти, ставь в подушки, а то с этими дровами неизвестно еще, что будет. Давай карточки!
Карточки они хранили на себе. Это мама пришила всем холщовые карманы на изнанке одежды. У Лешки карман застегивался на большую белую пуговицу, Вера всегда настораживалась, когда Лешка лез за пазуху и начинал возиться с этой пуговицей. Парень большой, но все-таки еще очень несобранный. А ну как потерял? Иногда она замечала, что когда он расстегивает куртку, чтобы достать карточку, то пугается. Наверно, тоже думает: а вдруг нету? Вот и сейчас — ручонку засунул, а глаза застыли. И его такого и жалко до слез, и злость берет…
— Хлебную тоже давай, может, подвезут, пока стою.
— А вдруг растительного масла дадут? — глаза у Лешки широко раскрылись.
— Ну ты нафантазируешь! — Вера засмеялась.
Она взяла у него две карточки, серую и коричневую, уступчато вырезанные, похрустывающие. От этих бумаг, расчерченных на дни и декады, от мелко напечатанных слов «хлеб», «жиры», «мясо», «сахар и конд. изд.» возникало ощущение надежной уверенности. В руке лежала еда. Много будущей еды. Такого ощущения не давали деньги, хотя новенькие они тоже хрустели.
Сестра спрятала карточки в карман и, помахивая сумкой, пошла к двери. И тут обернулась.
— Сварится, а меня нет — поешь, если не дотерпишь.
— А жиры туда не будем класть?
— Положим, положим.
— Я дотерплю!
— Ну смотри, — она подмигнула ему и вышла.
3
Прежде всего Лешка проверил крупу. С утра ему казалось, что в банке ее больше половины, пальца на два от края… Посмотрел. Крупы было на два пальца от дна.
Варить надо было начинать минут через сорок, чтобы не остыло к приходу Верки. И он стал доканчивать рогатку.
Опять грохнуло близко, слышно было, как по крыше дома напротив глухо простучали осколки.
Лешка вспоминал, что он ел этим летом. Вот это была еда! Уже с весны стало легче. Появилась трава, ее зеленые ниточки можно было выбирать из пучков прошлогодней травы часами, не торопясь. Потом пошли листья. Потом одуванчики. Но по-настоящему стали есть, когда они с Веркой пришли в подсобное хозяйство работать на грядках. Тут пошла редиска, свекольник! Это была и еда и витамины. Хвойный отвар, который удавалось зимой достать в столовой, вспоминался теперь с отвращением. Ну а потом… Картошка! Капуста!
