Возвращаемся в сумерках. Мама и Федя идут впереди, говорят о чем-то вполголоса. Меня, как всегда, в свои разговоры не пускают. Считают маленьким. Мама с Федей советуется, как бывало с папой до войны. Хорошо быть старшим братом! И мама тебя за равного считает, и младшим братом можно помыкать! Даже и за вихры дернуть разрешается! Ну, ничего, у маленьких — свои преимущества.
— Алешка, Илюш! — кричу я. Верные мои друзья тут как тут.
— Айда на кордон! Проверим, кто там прячется. Может, шпион какой-нибудь?
У Лешки сразу вытягивается лицо, и он начинает внимательно, слишком внимательно рассматривать мое ухо. Чего он там нашел?
Илюшка что-то мямлит. Конечно, не хочется рисковать жизнью, имея такую настоящую солдатскую зажигалку. Но мне терять нечего, и я говорю:
— Ну, как хотите, обойдусь без вас.
Иду быстро, не оглядываюсь. Неужели струсили? Слышу за собой торопливые шаги.
— Ванек, Ванек, подожди, и мы с тобой!
…Долго, крадучись ходим вокруг дома. По спине ползет неприятный холодок. От страха. Собственные лица в сумерках кажутся какими-то белесыми, безглазыми, совсем чужими.
— Может… домой? — шепчет Лешка.
Я грожу ему кулаком. Трус несчастный!
Илюшка молчит, как воды в рот набрал.
— Теперь надо в окно заглянуть! — говорю я.
— А кто заглянет? — шепчет опять Лешки.
— Чур, не я.
— Я.
Илюшка с Лешкой опять подсаживают меня, голова моя у самого окна, того самого, без стекла. А вдруг сейчас высунется рука и схватит меня за вихры. Мурашки побежали по спине.
— Ой, — не выдерживаю я и шарахаюсь от окна. В ту же минуту оказываюсь на земле.
Илюшка с Лешкой мчатся к лесу наперегонки. Бросили меня и удирают во все лопатки. Ну и храбрецы! Вдруг мне становится весело — страха как не бывало. Я снова у окна, подтягиваюсь на руках, вцепившись крепко за рамы, заглядываю в дом.
— Эй, — кричу я, — выходи, кто тут есть! Нас много! Мы тебя не боимся. — В ответ ни звука. В доме темно, пусто, холодно.
Я легко спрыгиваю вниз. Еще раз оглядываюсь на темные окна и не спеша по знакомой тропинке иду к опушке. У большого дуба стоят мои друзья.
— Пошли, — говорю я, великодушно не замечая их смущения. — Там никого нет.
Чуть свет мама будит меня:
— Вставай, сынок, вставай, надо до школы сходить в лес. Федюшка уже готов.
Ох, как не хочется слезать с теплой печки, нос высунуть из-под бараньего тулупа и то боязно. Изба к утру выстудилась, окна покрылись толстым слоем льда. Топим теперь экономно — только чтобы еду приготовить, дрова уже кончились, а зима в этом году стоит лютая.
