Айра тяжело опустился в кресло перед потухшим экраном. Веселье в глазах померкло. На меня он смотрел так, как порой смотрят на незаурядного ребенка-инвалида.
Почему он решился на разговор именно сейчас, почти в самом конце первого семестра? Ведь скоро, буквально через считаные недели, у нас сменится преподаватель. Интересно, наблюдал ли он за мной? Собирал ли информацию о Мэри-Эллен Энрайт с гуманитарного факультета набора 1959 года?
Я любила Вулфмана всем сердцем и мечтала о взаимности.
После внезапной вспышки Айра заметно поутих, энтузиазм уступил место унынию. Его пальцы лихорадочно нашарили пачку сигарет в нагрудном кармане. К счастью, он не решился закурить в душном подземелье.
Странно, что Айра Вулфман в принципе курит. Точно родился в Зоне 9, а не телетранспортировался сюда. Внезапно меня охватила паника. Я не разделяла уверенности Айры, что мы тут в безопасности. Что мешает шпионам пробраться сюда? Никакие стены и преграды не остановят агентов госбезопасности…
Следом меня пронзило тревожное сомнение в искренности Вулфмана.
– Не бойся, – тихо произнес он. – Ты можешь мне доверять. В Зоне девять я твой единственный друг.
Я сказала, что верю ему.
И люблю.
Впрочем, он и сам знает.
Вулфман спросил мое имя, и я ответила.
Спросил, откуда я родом. Ответила.
Попросил рассказать, что у меня на сердце.
Протянул руки, и я упала в его объятия.
Все, что произошло между нами той ночью, навсегда останется погребенным под сводами бомбоубежища в музее естественной истории.
В 1920 году бихевиорист Джон Уотсон провел знаменитый эксперимент с участием ребенка.
Одиннадцатимесячный Альберт совсем не боялся животных, пока на колени ему не посадили белую крысу и не начали бить молотком по стальной пластине, расположенной вне поля зрения малыша. Вскоре Альберт рыдал от одного вида крыс, собак и даже мехового пальто; признаки страха проявлялись у него еще до «звукового сопровождения».
Фильм нам показывали в лекционном зале. Зернистая черно-белая картинка прыгала, однако запись отчетливо передавала первобытный ужас младенца, когда за спиной начинала лязгать сталь. В результате он научился ненавидеть и бояться ручную крысу, с которой прежде с удовольствием играл.
Однажды я спросила Вулфмана, почему экспериментатор не устранил условный рефлекс у малыша уже потом, после окончания опыта. Неужели никто не сообразил?
Айра ответил: не в этом дело. Вряд ли Уотсон вообще задумывался о необходимости устранения рефлекса.
