Опасности путешествий во времени | страница 39



Но больше всего меня поразила университетская библиотека – исполинских размеров особняк с огромным количеством надземных и парой-тройкой подземных этажей с бесконечными стеллажами, уставленными книгами, которые полагалось брать и листать вручную. А еще просторные читальные залы, залитые ярким светом настольных ламп, полированные столы – и студенты, толпы студентов!

Один только подъем по каменным ступеням, точно к вратам древнего храма, внушал оцепенение и страх.

В Зоне 9 я часто задыхалась. Сердце норовило выпрыгнуть из груди, как в тот день (пока не попавший в длинный перечень стертых воспоминаний), когда дрон учинил расправу над осужденным (как же его звали? первый слог точно «Золль», а дальше?). Это было не очень давно, но яркие образы успели потускнеть. Голова постоянно болела в области, куда вживили микрочип. Любая мысль о… (о ком? о родителях? доме?) натыкалась на непреодолимую преграду. Я билась, билась об нее, словно запертый зверь, силящийся прорваться сквозь решетку.

Впрочем, стоило прекратить попытки и сосредоточиться на учебе, чтении печатного текста, подчеркивании, заметках, написании черновика – в общем, на том, чем занимаются нормальные студенты в Зоне 9, – и давление ослабевало, дыхание выравнивалось.

Это твоя новая жизнь. Смирись.

Утраченные друзья

Иногда я просыпалась в слезах, тоскуя не по родителям, а по друзьям.

Внезапно пришло осознание, как сильно любила своих подруг, а ведь временами принимала их как должное, в чем сейчас горько раскаивалась.

Пыталась вспомнить их имена: Карла, Мелани, Дебора и… вроде бы Пейдж.

Точно всматриваешься в густой туман. Все затянуто пеленой. Воспоминания даются с неимоверным трудом. Глаза ломит от напряжения, пока я пытаюсь воскресить в памяти лица подруг, успевшие поблекнуть.

Мы познакомились еще в средней школе. Сблизились в старших классах в силу определенных обстоятельств и давления. Необходимости быть как все. Хотя разве такое вообще возможно? Ведь все люди разные.

В средней школе Пеннсборо существовала негласная порочная иерархия: на вершине обосновались дети чиновников, остальные – где придется. Компрометирующий статус отца определил мое социальное положение еще в детском саду.

В десятом классе, когда у Карлы развилась глубокая депрессия и анорексия, подруги помогли ей справиться с кризисом; год назад у Гленны случилось тревожное расстройство – ее отца, исследователя, уволили из лаборатории по подозрению в научной измене. Никогда не забуду те кошмарные десять месяцев, которые отец Деборы провел в следственном изоляторе, и никто не знал, какая судьба его ждет. В итоге мистер Олбрайт вернулся, но совершенно затравленным, боящимся собственной тени, – можно сказать, Дебора лишилась отца.