Элгарт был знаком с этим человеком много лет, прежде чем понял, что магистр Пильон гораздо больше интересовался своей Казнью, чем казалось. Его разоблачила страсть к садоводству. Элгарт не раз подмечал радость на лице Пильона, когда тот прорезал борозды и водоотводы, даже не притронувшись к лопате, или когда выгребал грязь из канав, даже не запачкавшись.
Детей у магистра было больше, чем Элгарт удосужился сосчитать, а его жена была вдвое крупнее обычной женщины и выглядела так, словно могла отбить нападение банды головорезов или перекричать раскат грома. Но она управляла своим выводком с неизменной любовью, никого не выделяя и не обделяя, а к своему мужу относилась так, будто он был сделан из хрупкого фарфора. Хрупкого и драгоценного. Элгарт никогда не слышал, чтобы она повышала голос, может быть, только когда звала Пильона из сада.
Магистр присоединился к Элгарту охотно, с обычной для него непритязательной улыбкой. В течение многих лет шпион со шрамом встречался с ним примерно один раз в сезон, в тех редких случаях, когда не был в настроении шпионить, и достаточно часто, чтобы дружба с ним стала привычной для Пильона, но не слишком часто, чтобы нарушить избранный магистром стиль жизни. Они обычно выходили из дома вечером, когда многочисленный выводок садовода-заклинателя был уже накормлен ужином, и шли в уединенную пивную выпить кружки по две или три и поговорить о самых несущественных предметах, которые в тот момент приходили им в головы. По большей части магистр Пильон рассказывал о садоводстве и о своих детях. Элгарт ценил проведенные с ним часы за то, что они позволяли ему отдохнуть от подозрений и любопытства.
Очевидно, Пильон предполагал, что и этот раз не будет отличаться от всех остальных. Отвлеченный размышлениями, он, казалось, не замечал даже времени суток, пока путь, которым его вел Элгарт, не отклонился от их обычного маршрута. Тогда он поднял голову, огляделся вокруг и удивился:
– Сейчас полдень, Элгарт. Что мы делаем?
Элгарт ответил, улыбаясь своей двойной улыбкой.
– Ты, магистр, хороший друг. И я полагаюсь на твою щедрость.
Брови маленького человека нахмурились, будто он задавался вопросом, должен ли он забеспокоиться.
– А для чего она тебе сдалась?
– Ответ прост, мой друг, – сказал Элгарт, – все дело в том, что мне понадобился свидетель. – Он говорил об этом тем же тоном, как и обо всем, что они с Пильоном обычно обсуждали. – Я хочу, чтобы ты сопровождал меня, смотрел, слушал и ничего не говорил. Я только не хочу говорить тебе почему. – Он широко улыбнулся. – Нам может помешать наша дружба. Узнав мои мысли, ты будешь склонен выдать их за свои. Но когда все закончится, я захочу услышать именно твой взгляд, а не отражение моего. Тогда я и объяснюсь.
