Такого еще никогда не случалось. Как и все остальные прихожане, школьницы всегда смиренно и почтительно подтягивали галерее, а без ее руководства пели кто в лес, кто по дрова; им и в голову не приходило идти наперекор опытным артистам, у них не было ни воли, ни единства, ни силы, ни желаний, кроме тех, что им сообщал вознесенный над ними хор.
В звуках оркестра и голосах певчих зазвенело негодование. Так продолжалось до самого конца музыкальной части службы. Не успели музыканты опустить скрипки, мистер Пенни — спрятать очки в чехол, а священник объявить тему проповеди, как на галерее началось возмущенное перешептывание.
— Нет, вы слыхали, братцы? — простонал мистер Пении.
— Нахальные девчонки! — сказал Боумен.
— Иначе и не назовешь. Подумать только, как они пели — ничуть не тише, чем весь наш хор вместе со скрипками, если не громче.
— Вместе со скрипками! — горько повторил Боумен.
— Когда женщины объединятся — им нет равных по дерзости. — произнес мистер Спинкс.
— Хотел бы я знать, — начал возчик (таким тоном, точно заранее знал ответ на свой вопрос и спрашивал лишь для проформы), — с какой стати девчонкам вздумалось драть глотку, когда они не сидят на галерее и никогда в жизни здесь не бывали. Вот в чем вопрос, ребятки.
— Все знают, что петь положено галерее, — сказал мистер Пенни. — Нет, вы скажите, братцы, — зачем тогда наши предки тратили деньги на постройку галерей, если всякие девчонки где-то там внизу будут ни с того ни с сего голосить что есть мочи?
— Видно, пришла пора нам, бесполезным, убираться из церкви восвояси вместе со своими скрипками, — произнес мистер Спинкс со смешком, который посторонний человек мог бы принять за чистую монету. Только посвященные понимали всю горечь иронии, таившейся в незаметном слове «бесполезные», и всю жуткую нарочитость смеха, казавшегося таким естественным.
— А чего тут такого — пускай себе тоже поют. Громче будет, хи-хи! — отозвался Лиф.
— Томас Лиф, Томас Лиф! Откуда ты такой взялся? — сурово одернул его старый Уильям.
Моментально стушевавшийся Лиф сделал вид, будто он вообще ниоткуда не брался.
— Если на то пошло, ребятки, — продолжал Рейбин, — не велик был бы вред, если б они нам только иногда подтягивали, так, чтоб никто их не слышал.
— Само собой, — подтвердил мистер Пенни. — Да ведь как оно было? Не хочу возводить на людей напраслину, а тут и перед самим господом богом скажу, что в последнем псалме каждую их ноту было слышно — каждую ноту, будто им до нас и дела нет.
