Ленька пришел к Льву Ивановичу ровно в четыре. Старик негромко крикнул из комнаты:
- Ты ноги, пожалуйста, вытри, я сегодня натер пол!
Ленька стоял в коридоре большой коммунальной квартиры возле открытой двери Льва Ивановича. Он стоял закрыв глаза, устало опустив руки вдоль тела, взъерошенный, осунувшийся и по-мальчишески еще нескладный. Несколько раз он собирался переступить порог, но каждый раз что-то удерживало его, и сердце гулко падало в груди, а кровь приливала к голове и щекам. Потом он вошел и сказал:
- Здравствуйте, Лев Иванович.
- Здравствуй, Леонид. Садись.
- Спасибо. Постою. В ногах правда.
- Скверное настроение? - спросил старик.
- Скверное. Хорошее какое слово - «скверное». Почему-то оно уходит из устной речи.
- Век требует более резких определений, да? «Дрянное» - это, по-видимому, точнее?
- В моем положении - да.
- А что случилось?
- Да ничего особенного… Так, глупость…
- У нас сейчас с тобой идет разговор по принципу: язык дан человеку для того, чтобы скрывать свои мысли, не так ли?
- Вроде бы…
- Жаль. Надо быть всегда искренним. Как Достоевский. По-моему, он самый искренний человек из всех искренних.
- Он был жестоким.
- Есть жестокость и жестокость. Важно, на чем она зиждется.
- Можно ли оправдывать жестокость, Лев Иванович?
- Можно. Восторгаются ведь Желябовым, Перовской и Кибальчичем, которые убили императора Александра Второго, а ведь он, по отзывам некоторых современников, был, я бы сказал, обаятельным человеком. Понимаешь? Жестокость Желябова была жестокостью правды во имя доброты.
- А жестокость по отношению к человеку, совершившему глупость?
- Какую глупость?
- Просто глупость. Обыкновенную глупость.
- Видишь ли, человек, совершающий обыкновенные глупости, либо психически нездоров, либо предельно эгоцентричен. По-видимому, надо очень четко и честно определять людские поступки, и тогда то, что нам кажется глупостью, может на поверку оказаться либо преступлением, либо узкомыслием. Узкомыслие в больших вопросах - также преступно. И в общегосударственных, и в человеческих.
- А если преступление рождено глупостью?
- Оно так же ужасно, как и рожденное умом. Тут разница только в степени жестокости. Кстати, иной раз преступление, продиктованное глупостью, бывает более жестоким, нежели рожденное умом. И то и другое должно быть наказуемо.
- Но преступление не принесло никому никакого вреда.
- Так не бывает. Преступление, даже не совершенное, а задуманное, уже породило преступника.
