Леша спрыгнул с подоконника.
— Я пойду. Завтра — как всегда?
— Да, на вокзале, — кивнул Саня, лихорадочно оглядывая свою комнату: надо было успеть прибрать. И он почти успел, когда снова позвонила Петухова Юля и виноватым голосом сообщила, что она заблудилась: трамвая долго не было, и она решила идти пешком, напрямик.
— Как вы шли, вспоминайте!
— От кинотеатра дворами…
— Какими? Приметы назовите!
— Ну… Там белье висело на веревке… Синяя такая рубашка. А в соседнем дворе в футбол играли. Один — Валера…
— Какой Валера?
— Малыш… В футбол играл, в шапке с помпоном. А его мама домой все звала…
— А еще?
— Еще — гаражи, а на них две кошки… За гаражами пустырь какой-то, а посередине телефонная будка зачем-то стоит… Я из нее звоню…
— Ясно, — сказал Саня. — Сейчас мы за вами придем.
— Собирайся, живо, — велел он Кукареке. — Юлю пойдем искать.
— Очень надо! — недовольно засопел тот. — Звали ее?
Они вышли в ясный осенний мрак. Во дворе, под тополем, печально звенели струны, там, под тополем, пели горестно и страстно:
Уходит капитан в далекий путь,
Не видя девушки из Нагасаки…
В толпе голосов сразу слышен был один, сильный, красивый, — голос трудного подростка Шамина. Голос этот, легко и медленно летящий в темноте над двором, будто не замечал надсадных, дурацких слов песни, он пел о чем-то другом — и слушать хотелось… Но все вдруг смолкло разом, смешалось — это Шамин заметил Саню, и над двором разнеслось:
Фраер ходит в галстучке зеленом,
Ждет тебя, тоскуя, у ворот,
Только он надеется напрасно,
Это ясно…
Это Сане посвящалось, сомневаться не приходилось: трудный подросток терпеть не мог учителя географии.
Они долго бродили в темноте по дворам, но в конце концов им повезло.
— А я тебе говорю — домой! — кричали из форточки.
— Еще рано! — упрямился в темноте мальчишеский голос.
— Валера, ты слышал, что я тебе сказала?!
— Ну, мам!
— Нечего мамкать, домой!
— Ну мамочка!
— А уроки сделал?
— Сделал!
— Не ври!
— Ну мамусенька!
— Чтоб через десять минут был дома, — сдался взрослый голос.
— Через пятнадцать! — ответил невидимый во тьме Валера и умчался в глубину двора, где неистово лупили по мячу и вопили гневно:
— Толик, пас!
— Вон гаражи, — сказал Кукарека. — Только кошек уже нет… Что они, дуры, что ли, сидеть и ждать…
За гаражами действительно был пустырь, заросший высокой полынью, а в центре полынного пространства странно светилась новенькая телефонная будка, светилась не электричеством будто, а оттого, что внутри ее был огонек: Петухова Юля в алой ветровке. Петухова из десятого «А» была тихая, серьезная девочка, смуглая, темноглазая, совсем не похожая на своего белобрысого, конопатого брата.
