Что-то холодное коснулось моего лица, металлический ободок сдавил переносицу. Я открыл глаза, и они с облегчением воспроизвели на сетчатке хорошо сфокусированное, однозначное изображение склоняющегося надо мной человека. Это была Марта.
— Где ты их, черт побери, нашла? — спросил я, ощупывая милую сердцу оправу.
— Да уж нашла, — улыбнулась она. Я четко видел каждое движение ее губ, круглую родинку около левой ноздри, тонкие линии холеных бровей, рыжевато-каштановую прядку волос, колечком свернувшуюся надо лбом. Я увидел и то, как она скосила уголок глаза на соседнюю кровать. Наклонилась ко мне ближе и зашептала:
— Игорь ничего не знает. Слава богу, ничего не заметил.
Я с минуту подумал, и, когда замотал головой, меня больно кольнуло в шею.
— Это невозможно. Иначе как же я тут очутился?
— Игорь ничего не знает, — шептала Марта, глядя мимо меня.
Этот разговор совершенно сбил меня с толку. Марта поклялась, что в ту ночь никто из них не выходил из квартиры. Крик или, точнее, повышенный голос, который я приписал родившемуся подозрению, в действительности был адресован какому-то из командиров Игоря, который требовал от него более серьезного отношения к маневрам и даже отказался подписать увольнительную домой. Потом заплакала Клара, и они пошли ее утешать. Пока Игорь баюкал девочку, Марта удалилась в спальню заметать следы. Она знала, что я уже ушел: слышала, как скрипнула дверь. По счастью, Игорь был слишком занят собственным рассказом. Когда ребенок уснул, они опять сошлись в большой комнате. Игорь доел ужин, принял душ, и они легли спать. Марта до утра не сомкнула глаз, ее мучило предчувствие, что без очков со мной могла приключиться беда. Она нашла их на табурете около туалетного столика, под газетой, — там, где мне не пришло в голову их искать.
Она замолчала; я ни слова ей не возразил. Все тело налилось свинцовой тяжестью, я ощущал страшную усталость и уныние. Не было сомнений, что я обознался: человек, бежавший вниз по лестнице и безжалостно сбивший меня с ног, был не муж Марты, а кто-то другой. Но кто? Зачем, по какой причине он меня ударил? Может быть, он сам вызвал «скорую», назвал адрес и скрылся… А я-та в больнице рассказал, что упал и поранился сам, что был я пьян и даже не помню, откуда и куда шел. Как объяснить это Марте? Да и надо ли объяснять?
Она сжала мою руку, и в этом горячем рукопожатии я уловил решимость продолжать то, что началось между нами какое-то время назад, еще энергичней и рискованней. После моего выздоровления все должно было бежать по старой колее. Малые и большие обманы, хитрость и притворство, но прежде всего неравенство в желании брать и давать, потому что она жаждала меня больше, чем я ее, потому что она меня, судя по всему, любила. Ничего такого я не мог сказать о себе, и именно это было постыдно и дурно.
