Ты не научил меня превозмогать боль, отец. Когда ты говорил о спартанском воспитании, то был лишь вздох по поводу моих несовершенств. Ты недодал мне много важного, и я долго ненавидел тебя за то, что ты мне задолжал. Когда ты оставил маму, я нуждался в вас обоих. Теперь уже нет. Не удивляйся, это письмо не нуждается даже в том, чтобы ты его читал. Просто мне надо к кому-то обращаться — хотя бы формально, чисто грамматически.
Ты знаешь, что с детских лет я трудно выражаю свои мысли, я всегда стеснялся говорить, когда меня слушало несколько человек. Во мне преобладало внутреннее, скрытое. Чувство реальности всегда было во мне ослаблено. Я существовал между тенями прошлого и веяниями будущего. Настоящее тогда приобретало добавочную глубину — глубину воспоминаний. Парадоксально, но из своей жизни я могу ухватить и удержать в себе надолго лишь то, что уже прошло… То, что я кидаю в твои непротянутые руки, должно помочь мне достичь такого внутреннего состояния, при котором я смогу ответить матери. Я всегда так медленно распечатываю ее письма — слишком живо мне представляется, как она умоляет меня о том, что ты получаешь просто так… Но это лишь означает, что я стал дотошно разбираться в себе — я достиг границы самоанализа.
Это напоминает мне известную невозможность: выйти из себя, взять себя за шиворот и вытащить из болота, как постороннее тонущее существо. Поначалу кажется, что держишь себя крепко и уверенно, но стоит присмотреться, углубиться, и делаешься все более расплывчатым, неопределенным, туманным, пока совсем не растаешь и не утечешь между пальцев, как джинн, возвращающийся в бутылку, которая есть ты сам… История этого волшебного эффекта насчитывает у меня не один год. Когда я был маленький, я иногда по ночам представлял себе, что мое тело и сознание принадлежат кому-то другому. И вот однажды так и случилось. Комично скрючившись, приоткрыв рот, лежал я и с любопытством смотрел сам на себя и радовался способности человека становиться двуединым. Как это может быть? — спрашивал я. Только потом я понял, что мое сознание действительно в значительной мере не принадлежит мне, что это дар, исходящий от окружения, от людей, которые в чем-то подали мне совет, чему-то меня научили. Если оно не возвращается к ним, не воздает им — это признак скудости. Одиночества. Это я хорошо знаю, но я знаю и то, что тупик имеет не только тупой конец — в нем есть протяженность и ширина — и множество особенностей, которые следует основательно изучить.
