Мы неспешно, по-деловому, отчалили, на малом ходу пошли из канала, раздвигая форштевнями смолянисто-густую с радужным отливом воду. Оповестили о выходе по радио (да, у нас была с собой рация системы «Пирс», предмет особой димоновой гордости), дождались разрешения от диспетчера. Потом аккуратно, мимо бокастых ржавых угольщиков, мимо громады сухогруза, растопырившего грузовые стрелы, по самой кромке фарватера выбрались из акватории порта. Нас обволокло янтарно-жёлтое сияние солнца и масляный блеск штилевого моря. Влажная дымка скрыла от нас горизонт, только чёрные верхушки кранов еще маячили над полосой тумана. Скоро пропали и они, и «Пеликан» оказался один между солнцем и морем. Ни облачка на небе, ни дыма на горизонте – только небо, море и мы, как будто весь остальной мир вдруг исчез. Капитан доверил Димону румпель, а сам только поглядывал на небо, на компас и по сторонам. Мы с Ильёй обживали каюты. Нас разместили в боковых поплавках, в каждом из которых гением неведомого дизайнера было оборудовано по спальному месту. В такую, весьма тесную, каюту залезать и вылезать надо было через большущий пластиковый люк с крышкой выпуклой, словно фонарь истребителя. Лежать там было интересно: волны плескали со всех сторон, и света было достаточно, чтобы читать. Впрочем, лежать не пришлось: мы были припаханы капитаном на работы по яхте. Просто удивительно, сколько на таком, в общем-то, небольшом судёнышке уголков, мест и деталей, требующих внимания! Проверить помпу, разобрать её, собрать и снова проверить. Облить снаружи иллюминаторы, убедиться, что они не протекают. Вычистить поддон под двигателем. И так далее, и так далее. Димон, сменившийся с вахты, облачился в драные шорты и тоже включился в работу, и уже через полчаса, чумазый и пыльный, не отличался от нас с Ильёй, напоминая слегка упитанного брата-близнеца.
Моя очередь стоять на руле подошла уже ближе к вечеру. Я выбрался на кокпит и с удовольствием подставил лицо влажному, тёплому, но всё равно освежающему ветру. «Пеликан», всё так же под двигателем, шёл вдоль широкой песчаной косы. С другой стороны, полускрытый дымкой, угадывался силуэт идущего параллельно нам грузового судна. Солнце, тусклое и мохнатое, клонилось к закату. Небо, уже не синее, а жёлтое, озаряло мир вокруг загадочным потусторонним светом. По-прежнему царил штиль, но по морю шла пологая зыбь.
− Ровнее держи, а то, видишь, румпель бьёт – наставлял меня Изумрудов.
