— Я сказал — обычная малышня.
Он усмехался и презрительно смотрел на меня.
— Не бывает обычной малышни, Константин. «Обычную малышню» придумали дураки. Ты понимаешь?
— Нет, — говорил я.
— Когда-нибудь поймешь. Сейчас просто слушай. Каждый день ты проходишь мимо этих детей и даже понятия не имеешь о том, какие они. Ты можешь сказать, например, как они привлекают к себе внимание, если хотят что-то сказать? Нет? Они руками поворачивают друг другу головы. Берут человека за лицо и поворачивают его к себе маленькими руками.
Он смотрел на свои толстые руки, вздыхал и показывал ими в воздухе, как дети поворачивают к себе чужое лицо.
— Или рисуют друг на друге цветными фломастерами. Отсюда не видно, что они рисуют, но видно, что им это нравится. Потому что им щекотно, и они показывают друг другу, что на них нарисовано. Ты когда-нибудь видел, как падает луч света в темную комнату из приоткрытой двери? В самом начале он узкий, а потом расширяется. Точно так же и человек. Сначала один, потом двое детей, потом четверо внуков. Понимаешь? Человек расширяется, как луч света. До бесконечности. Ты понимаешь?
Он смотрел на меня и ждал, пока я кивну головой.
— Молодец! А теперь скажи, что ты сам делал, когда был маленьким?
— Я не помню.
— А ты постарайся.
— То же, что и все.
— Играл, гулял, ходил на горшок?
— Ну да.
— Мало. Художник должен знать больше.
— Я не художник.
— Подай мне вон тот ботинок. А то мне тяжело вставать.
— Чуть что, блин, сразу — подай ботинок.
— А ты не кривляйся! Я с тобой разговариваю. Думай давай, думай.
— Ну я не помню уже… За девчонками в детском саду подсматривал, когда они писали.
— Уже лучше. Еще что?
— Маму ждал. Она позже всех за мной приходила.
— Неплохо.
— Сидел один в группе и смотрел в окно. А воспитательница говорила, что я ее со своей мамой достал.
— Какая она была?
— Высокая… Я не помню… У нее была такая толстая юбка в клеточку. Я однажды зашел в заднюю комнату, а она там стояла в ночной рубашке. У мамы тоже такая была. Она нагнулась и ударила меня по лицу. А я просто так зашел. У меня мяч туда закатился. Не с кем было играть.
— Ты ее ненавидел?
— Не знаю. Наверное. Мама сказала, что у нее мужа в Афганистане убили. Он был офицер.
* * *
Когда привозили новеньких, Генка все время выспрашивал — кто они и откуда. Говорил, что москвичам надо держаться вместе. Лохи пусть дохнут поодиночке. А сам был из Фрязино. И Пашка тоже призывался оттуда. Генка говорил — повезло. Уходили из одного военкомата, потом вместе в учебке и здесь попали в одну часть. Не всегда так бывает. А я был из Подольска. Поэтому, когда появился Серега, Генка сразу ему сказал — не боись. Нас тут уже целых трое. В обиду тебя не дадим. Потому что Серега по-настоящему был из Москвы. Всю жизнь прожил на 3-й улице 8-го Марта. Десять минут на автобусе до метро. Понятно, что болел за «Динамо».
