Пребывая в холоде и темноте, я неожиданно почувствовал какую-то мягкость и тепло. Я потянулся к этим ощущениям, как умирающий от жажды в пустыне, лежа на раскаленном песке, тянет дрожащую руку к оазису.
Я за них ухватился. Приятное тепло хлынуло через воображаемую руку и дальше по телу, остановившись, как ни странно, внизу живота.
— Ум-м, — где-то на задворках сознания раздается нежный приглушенный звук.
Холод отступал. Организм начал оживать, а вместе с ним пришла боль, ставшая пробуждать сознание.
Вдруг в памяти всплыли недавние события. Как я ползу по снегу, как вижу впереди вход в расщелину, и как тело замирает, погружаясь в небытие.
Я резко открываю глаза, и первое что вижу — блестящий ледяной потолок.
— Я не снаружи?
Это сбивает меня с толку, и я поворачиваю голову. Ресницы учащенно затрепетали на красивом женском лице. Это была Мэй.
Она посмотрела на меня и сказала с улыбкой:
— Рада, что с тобой все в порядке.
И тут я осознал положение. Я находился в расщелине, укрытый в объятиях красивой обнаженной женщины и моя рука крепко схватилась за ее грудь. Вот откуда пришла мягкость и тепло, ушедшее вниз живота.
Не удивительно, что организм отреагировал так даже в бессознательном состоянии. Ее грудь была мягкой, но в то же время упругой, кожа гладкая и приятная наощупь, спелая вишенка.
Я не мог не признать:
— Завидую ее мужу.
Убрав руку с некоторой заторможенностью, я отстранился от нее, отлипая от жаркого тела.
Сделав быстрое неосторожное движение, я затронул раненое плечо, которое немедленно отозвалось резкой вспышкой боли. Впрочем, я не подал вида. Не единый мускул не дрогнул у меня на лице.
Вылезая из-под одеяла, я почувствовал, что что-то не так. Опустив взгляд, я увидел обширные участки белой кожи. Из одежды на мне оставалась лишь набедренная повязка, которая заметно приподнялась.
Проследив за моим взглядом, Мэй все поняла и слегка улыбнулась:
— Здесь нет ничего постыдного.
— А я и не стыжусь, — ответил я со спокойным лицом.
Если ее реакция была обычной, то Ханюль, наблюдавшая за всем у нее из-за спины, покраснела до кончиков ушей. Она была смущена и, тем не менее, не отводила глаз.
Это выглядело так невинно и так мило, что я не удержался и подшутил над ней:
— Если так любопытно, я могу приподнять, чтобы ты получше все рассмотрела, — при этом я коснулся края набедренной повязки.
Ханюль быстро отвела взгляд и спряталась у матери за спиной, уткнувшись в нее головой.
